Реформатор

Собственно, закрытия «Внутреннего врага» как такового не было, скорее имело место загадочное самоисчезновение, растворение газеты в… дерьме.

Ее страницы вдруг начали источать невыносимый (гипер) запах, который распространялся в пространстве с космической скоростью и космической же энергией, заполняя любые объемы, вызывая понятную ненависть окружающих, оказавшихся в зоне (боевых) действий вони к читателю (носителю) газеты.

Редакция «Внутреннего врага» пыталась разобраться в загадочном явлении. Газету исследовали в российских и зарубежных химических лабораториях.

Но тщетно.

Природу запредельной вони выявить не удалось. Возможно (на молекулярном уровне) смердела бумага, или что-то подмешивали в типографскую краску (что именно, установить не удалось), а может они начинали совместно смердеть, соединяясь, под воздействием некоего неизвестного науке реагента? Высказывались предположения, что здесь задействованы новейшие, влияющие на подсознание человека, биотехнологии, и, стало быть, гипервонь носит фантомный характер. Может, так оно и было, да только легче от этого не становилось.

«Кому по силам провернуть подобную оперцию с самой тиражной в стране газетой? — вопрошал в редакционной статье главный редактор “Внутреннего врага”. — Только власти, в руках которой сосредоточена вся мощь государства. Какой вывод из этого можно сделать? Наша власть смердит, государство превращено в инструмент решения проблем власти, а народ, как всегда, безмолствует, вдыхая вонь».

Но кто мог прочитать его статью?

Если власть и смердела, то, в отличие от газеты «Внутренний враг», виртуально, в смысле, неосязаемо, точнее необоняемо. Редактор, таким образом, выступал в роли оратора, вещающего из глубины развороченного, сто лет не чистившегося, сортира. Возможно, он произносил правильные слова, но люди бежали мимо, зажав носы.

«Канализационный оратор не хочет спускать воду», — подвела итог полемике правительственная газета.

Лишь самые стойкие поклонники «Внутреннего врага» могли выносить этот запах. С газетой стало опасно появляться на улице. Некоторые оппозиционеры, отчаявшись, пытались читать ее в противогазах, но отвратительный (никакое органическое дерьмо не могло так смердеть) запах проникал сквозь фильтры, гофрированную резину, подтверждая тем самым предположение о своем виртуальном, то есть внефизическом, внесущностном характере. Более того, человеку единожды вдохнувшему этот запах, начинало казаться, что он сам смердит, превращается в мобильный центр вони. Так в сознании народа чтение оппозиционной прессы, приобщение к антиправительственным мыслям соединилось с кошмарным запахом. По-простому (а народ, как известно, любит все простое) получалось: пока ты чтишь власть, читаешь правительственную газету, благоговеешь перед президентом — ты жив и свеж, но как только сворачиваешь «налево» (или «направо») — ты мертв и смердящ.

Странным образом беда обрушилась только на одно издание. Остальные (лояльные) пахли как положено — бумагой и типографской краской, а правительственная, к примеру, газета, так даже едва уловимо благоухала жасмином, любимым, как известно, растением президента.

В тот год вокруг Москвы как раз начали высаживать знаменитый «жасминовый пояс», изумлявший спустя несколько лет гостей столицы своей непролазностью, как если бы под Москвой вдруг вырос какой-то Шервудский лес, где некогда скрывался Робин Гуд. Жасмин оказался столь неприхотливым с экологической точки зрения растением, что на южном направлении продвинулся до Тулы, а на западном — до города Зубцова Тверской области. Особенно быстро овладевал он брошенными (а таких в России было немало) полями. В колючих жасминовых кущах завелись зайцы, мясо которых было не просто нежнейшим, но еще и отдавало жасмином. Эти жасминовые зайцы превратились вскоре в деликатес покруче черной икры, которой (как и возделанных полей) к тому времени в России почти не осталось.

Экспортом жасминовой зайчатины ведало специальное управление администрации президента. Оно жестоко пресекало все попытки браконьерства. Жасминовые леса неустанно прочесывали спецегеря, расстреливающие браконьеров на месте.

Государство и власть, все честные люди России, сплотившиеся вокруг своего президента, таким образом, благоухали жасмином.

Оппозиция же, разного рода извращенцы и нечестивцы, сплотившаяся вокруг газеты «Внутренний враг» (то есть вокруг носившего лаковые ботинки с золотым рантом Енота, которого в некоторых изданиях уже именовали Дерьмотом) — дерьмом.

Нечего и говорить, что «Внутренний враг» вскоре стали называть газетой, пахнущей дерьмом, потом просто дерьмом, а некоторые еще и вражеским дерьмом.

Судьба газеты, таким образом, была решена.