Рефлекс

Дэви посмотрел на гидроцикл. Он дрейфовал на холостом ходу. Пилот, вывернувшись в седле, стрелял залпами по три выстрела.

Дэви прыгнул и обеими ногами встал на заднюю часть гидроцикла, с правой стороны. Гидроцикл тотчас перевернулся, повалив стрелка в воду, а Дэви погрузился в реку по колено и прыгнул прочь. Он появился за спиной у Гиацинты, и вода, стекающая у него с ног, превратила сухую корку ила в грязь.

Бандит с лодки пробрался в мангровые заросли и палил по шлакобетонным ступеням, но с той позиции прицельно обстреливать укрытие Гиацинты он не мог. Его Дэви опасался не слишком.

Он хотел просто схватить Гиацинту и прыгнуть, но она так вздрагивала каждый раз, когда пуля пробивала грязные ступени или попадала в ил, что у него появилась мысль.

– Возвращаемся на Мартас-Винъярд?

– Да, черт подери! – выпалила Гиацинта, обернувшись. Почти тотчас страх у нее в глазах сменился злостью. – Откуда ты… ладно, просто вытащи нас отсюда!

Осколок шлакобетона царапнул Гиацинте лоб, по лицу потекла кровь, только ее это не волновало.

Украдкой улыбнувшись, Дэви перенес Гиацинту в особняк.

Особняк на южном побережье Мартас-Винъярда…

Они перенеслись в комнату Дэви, в клетку. На турецкий ковер закапала грязь. Они так и лежали ничком, обвив друг друга руками. Потом Дэви попробовал отползти в сторону, но Гиацинта притянула его к себе, перевернула на спину и оседлала. Рацию и «глок» она бросила на пол.

«Сейчас прыгну прочь», – подумал Дэви, но не прыгнул. Вместо этого он почувствовал, как Гиацинта трется об него, как впивается в него поцелуем, как его тело отвечает ей. Руки Дэви легли ей на поясницу, как раз между талией и изгибом ягодиц.

«Господи, как я проголодался!»

Язычок Гиацинты скользнул по губам Дэви, и она буквально разодрала на нем рубашку – пуговицы разлетелись, ткань затрещала. По-прежнему верхом на Дэви, Гиацинта привстала и скинула фоторепортерский жилет. Дэви безвольно приподнял на спине ее футболку-поло, погладил нежную кожу, и Гиацинта прижалась к нему грудью. Дэви нащупал полоску бюстгальтера, а застежку не нашел. По груди в эластичных кружевных чашах, по затвердевшим соскам его пальцы скользнули вперед – вот где застежка! Гиацинта снова приподнялась, чтобы Дэви было удобнее, бюстгальтер расстегнулся, и полная грудь легла Дэви на ладони. Гиацинта застонала и втянула в себя его нижнюю губу.

Дэви страстно желал ее, хотя голосок в глубине сознания громко напоминал, что эта женщина застрелила, убила, казнила Брайана Кокса у него на глазах, вместе с сообщниками похитила его, пытала, удерживала в разлуке с Милли. Тело и не думало слушать. «Заткнись! Любовь тут ни при чем».

Дэви приподнял Гиацинту и потянул за футболку-поло – снять, ее нужно снять! Гиацинта выпрямилась, одним движением сорвала рубашку, скинула расстегнутый бюстгальтер и села Дэви на колени. Одну руку она положила ему на промежность, другой нащупала пряжку ремня.

Дэви наблюдал за ней с болезненным нетерпением, упивался танцем ее груди, очертаниями шеи и ключицы, потом приподнялся на локтях и буквально вытаращил глаза.

На груди Гиацинты, на дюйм ниже ключицы, белел рубец-полумесяц, от времени превратившийся в чуть заметный завиток. С левой стороны красовался другой след – тонкая прямая линия.

Дэви потянулся к полумесяцу – под кожей твердело что-то плоское. Имплантат, как у него самого. Дэви отдернул руку, словно обжегшись. Его затошнило, но сейчас без першения в горле. Все нутро у него скрутило от отвращения.

На резкое движение Дэви Гиацинта отреагировала сильнее, чем на все его прикосновения, – перестала расстегивать ему джинсы, подняла голову и насупилась. Дэви отскочил от нее в другой конец комнаты.

Гиацинта засунула палец в рот и выругалась:

– Черт, предупреждать же надо! Ты чуть палец мне не оторвал.

Гиацинта встала, и грудь ее заколыхалась. Несколько секунд назад налитая грудь была объектом желания, а теперь Дэви едва ее видел. Теперь его взгляд приковывали рубцы, едва видные с другого конца комнаты, но для Дэви – словно начертанные пламенем.

– Что такое?

Дэви постучал себя по груди, по месту, куда подсадили устройство. Он обвел пальцем этот рубец и шрам на шее.

Гиацинта коснулась своего рубца над грудью:

– И что? Что с того? – Она накрыла грудь ладонями и приподняла. – При чем тут это? При чем тут наше с тобой занятие?

Дэви потупился, устыдившись себя:

– Меня это привело в чувство. Не знаю, о чем я думал. – Он поднял глаза на Гиацинту. – Когда они это с тобой сделали? Зачем?

Гиацинта скрестила руки на груди:

– Какая разница?

Дэви как в прорубь окунули. Его замутило, возбуждение прошло, но он до сих пор чувствовал прикосновение Гиацинты.

– Ты прошла через это, ты знаешь, каково это, но все равно позволила поступить так со мной!

– А ты спроси себя, малыш, был ли у меня выбор? – Гиацинта опустила руки. Ее губы, еще недавно такие нежные и податливые, превратились в тугую полоску. – Меня тоже тренировали валянием в дерьме и в блевотине. Только цель у тренировок была другая – не отбить охоту к побегу, а чтобы научить… верности.

Дэви содрогнулся. Здесь все – жертвы.