Redrum 2017

— Да и за месяц вы бы не отравились, — продолжил Алексеев, — нужно прожить здесь несколько лет, чтобы стать зависимым от Чалгаевска. Поэтому нам пришлось ускорить этот процесс. Когда вы легли спать, после первого рабочего дня, мы продлили ваш сон на девять суток и все это время вы находились под воздействием веществ, способных необратимо трансформировать клетки организма.

— Зачем?

— Циничный расчет! Нашему заводу нужны рабочие, а городу жители. Теперь у вас нет выбора, вы никогда не сможете уехать из Чалгавеска. И еще — подумайте о дочери. Да, я все знаю, — ответил он на вопросительный взгляд Рокотова. — Уверяю вас, если она сюда переедет, ей не нужна будет операция. Клетки в ее организме перестроятся, начнут работать по-новому, болезнь отступит, и жизнь Нади не будет висеть на волоске. Это прогнозы генетиков. Если вы согласитесь, уже завтра наши друзья в большом мире привезут ее сюда. Вы же не думаете, что Валентина оставит девочку у себя? Как только ваша свояченица узнает, что вы не вернетесь, Надю отправят в детдом, а там с диагнозом Вильсона она долго не проживет.

— А здесь станет одним из тех чудовищ?

— Если повезет, то изменения будут незаметны, как у меня или Андрея Васильевича, а если нет, поселится на заводе, там у нее будет много друзей. Но самое главное — она не умрет.

— Что за жизнь в цехах? Это, скорее, похоже на пожизненное заключение.

— Наши близкие так не думают. У них есть выбор, и они выбирают жизнь. Да, их дом завод, потому что мы хотим защитить родных от большого мира. Нельзя, чтобы приезжие видели их, а в цеха посторонние никогда не попадут.

— Я попал.

— Но вы здесь и остались.

— А вы не боитесь, что я выдам вашу тайну? И там, как вы говорите, в большом мире все узнают, кто живет на химзаводе.

— Не боюсь. У вас нет выбора. Я знаю, как сильно вы любите свою дочь. Пока вы спали, я переписывался с ней от вашего имени, и еще раз убедился, вы не позволите ей умереть. Мы снова сделали правильный выбор.

Последнюю фразу Рокотов не понял, кто мы и какой правильный выбор они сделали, но уточнять не стал — слишком незначительным казался этот пустяк на фоне стоящей перед ним дилеммы: везти дочь в Чалгаевск или оставить умирать в большом мире?

Молчание затягивалось, Алексеев смотрел на Рокотова, ожидая ответа, но тот больше не шел на контакт. Данил уставился неподвижными зрачками в потолок и даже не моргал. Директор взглянул на стрелки наручных часов, поднялся с кровати, махнул рукой Гордееву и, не говоря ни слова, оба вышли из палаты.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Рокотов больше не выходил на улицу днем — только когда стемнеет. Носил мешковатую одежду, под которой прятал слои бинтов, покрывающие тело с головы до ног. Избегал солнца — главного врага всех, кто здесь жил, особенно таких подверженных, как он. Лучи звезд ускоряли необратимые изменения. Еще одна причина, по которой трубы чалгаевского завода старательно пыхтели и днем, и ночью, спасая жителей от дневного света. Но даже те частички фотонов, что пробивались к земле через токсичный коричнево-серый щит, сотканный из бесчисленных химических соединений свинца, хлора, цинка, ртути, хрома, сероуглерода, бензола и других ядов, — все равно вредили жителям. Почему изменения бродили внутри или рвались наружу? Ученые не могли установить. Они бились над проблемой, хотели понять, как избавиться от внешнего проявления, но все было бестолку. Иногда даже у людей, у которых десятилетиями не наблюдалось внешнего уродства, внезапно оно появлялось и прогрессировало. И со временем обезображенные чалгаевцы переезжали жить на завод, как сын вахтерши — Егор. Теперь парень жил в цеху с трехногим отцом, закованным в броню из наростов.

Кожа Данила источала сильный неприятный запах — еще одно свидетельство быстро протекающих изменений. Первое время его рвало от зловония, следующего за ним по всюду. Но постепенно он привык и совсем перестал обращать внимание на вонь, пропитавшую бинты, одежду и квартиру, в которой он жил.

С улицы послышались шум и крики, Рокотов выглянул в окно на кухне. Во дворе стоял грузовик, рядом с ним вертелись трое рабочих в синих комбинезонах — выгружали мебель. Суетливые и юркие молодые парни старались побыстрее выполнить работу. За ними с тоской в глазах наблюдал грузный мужчина, его миниатюрная жена медленно шла к подъезду, а рядом с ней крутились двое малолетних детей.

«Они снова сделали правильный выбор», — вспомнил Алексеева Данил, глядя на обреченные лица новых соседей.

— Надя, идем скорей! Опоздаешь! — позвал Рокотов дочь, отходя от окна.

— Сейчас, — в коридоре послышались торопливые шаги, и спустя несколько мгновений на пороге кухни появилась симпатичная девчушка с большими синими глазами и красивой улыбкой, которая наполняла сердце Данила счастьем. — Оладушки!

— Садись, — сказал он, наливая в бокал какао. — Сколько у тебя сегодня уроков?

— Пять.

— Потом музыкалка?

— Угу, — она запихнула в рот оладушек, вымазанный абрикосовым вареньем. Данил улыбнулся, погладил дочь по голове рукой, перемотанной бинтами, и поцеловал в макушку.