Редкая птица

— Не доверяешь? Да я умею. Дядя только такой и пьет. Посмотри пока телек, журналы. Или, если хочешь, мой альбом. Все — на полке.

Выкройки меня интересуют мало, поэтому беру альбом. Юля идет в школу — с цветами и ранцем. Юля у моря — с большим разноцветным мячом. Юля в кругу семьи — мама, женщина лет тридцати, девочка и… Высокий выпуклый лоб, стальные глаза, плотно сжатые губы… Морщина к переносью, едва наметившаяся… Волк Ларсен. Юля подошла, заглядывает через плечо.

— Это — мама, это — я во втором, что ли, классе, а это — дядя Володя, мамин брат.

— Как его фамилия?

— Как и моя — Князев. Ты что, его знаешь?

— Да нет. Просто, наверное, видел где-нибудь. Лицо запоминающееся.

— Он был недавно в Приморске, может, ты его и встречал.

— Может быть. А сейчас?

— В Москве, наверное. У него дел, как он выражается, под завязку. Ты чай с сахаром или с вареньем?

— И то, и другое, и компот.

— Компота нет, есть кагор. Будешь?

— Лучше чай.

— А я выпью.

День сюрпризов. Но, как выяснилось, это не последний. Листаю дальше альбом, и…

На меня смотрит Л ека. Правда, в школьном платьице, с бантом, с букетом роз.

— Красивая, правда? — Юля стоит сзади, ее волосы щекочут мне шею.

— Очень.

— Ну ладно, хватит разглядывать. Чай стынет.

— А кто это?

— Ну… Юля мнется.Ну… Это моя… сестра.

— Сестра?!

— Ну как. Не совсем… Как это называется… Не двоюродная, а…

— Сводная.

— Ну да. Сводная. Папа у нас один, а мамы — разные.

— Родители развелись?..

— Да нет. Ты же знаешь, как это бывает… Мама работала на Территории, официанткой или горничной, я не знаю… А он там отдыхал… Ну вот и… Он тогда уже был женат, и Лека уже была… Да и развестись тогда — никак, сам понимаешь, карьера…

— Ты на него обижаешься?

— Да нет. Вернее, раньше — иногда. А так — все понимаю. К тому же он каждое лето приезжал…

— Мама замуж так и не вышла?

— А вот как раз и вышла! Два года назад. Она молодая и очень красивая.

— Сейчас в Приморске?

— Нет, в Киеве. Муж ее, дядя Саша, в институте работает.

— Преподаст?

— Вообще-то он ученый, но сейчас им даже на хлеб не хватает. Преподает в каком-то лицее и еще где-то по компьютерам подрабатывает. Он в них жутко соображает.

— А ты здесь живешь?

— Жила. Я в институт поступила, в Москве. И там буду жить. А дядя Володя обещал к восемнадцатилетию квартиру подарить. Вот. — И Юля, показав мне язык, выхватила альбом. — Хватит любоваться, давай чай пить. А правда, я на нее похожа?

— Да, очень.

— Значит, я тоже красивая! Садись. Едим абрикосовое варенье и запиваем густым крепким чаем.

— Юля…

— Да?

— А ты давно папу видела?

— Давно. Ты знаешь, он умер. Три года назад.

— А кто он был?

— Не знаю. Важной шишкой какой-то. У него на Территории особняк был. В смысле — служебный, но отдельный. А о работе своей никогда ничего не рассказывал. Да мне все равно было, я же еще маленькая была. Да ладно об этом…

Слушай, а где ты пропадал? Я ведь наведывалась в твою хижину пару раз, никто не знал. Серега, пацан этот, отвечал всегда: «В отъезде», и был такой ва-а-а-ж-ный, как семафор!

— Отдыхал в станице. У друзей. Что-то бабушка твоя не торопится.

— Не знаю. — Девушка пожимает плечами, но и в сумерках видно, как она покраснела. Смотрю на часы.

— Скоро десять. Мне пора.

— И на чем ты поедешь?

— Автобус в двадцать два пятнадцать.

— На нем больше часа до города… Останься…

— А бабушки никакой у соседей нет?

— Не-а. Она у мамы, в Киеве. Девушка встает из-за стола, садится мне на колени, обнимает за шею, прижимается к груди.

— Ты что, не понимаешь? Я уже взрослая. Совсем взрослая. Я хочу, чтобы ты остался.

Я смотрю ей в глаза. Зеленые и глубокие, как море…

— Да? —. Губы девушки совсем рядом.

— Да. Третья неделя сентября. Юля на учебе в Москве. Сижу в хижине. Читаю попеременно Диогена, Лаэрция и Овидия. Ночами уже холодно. Скоро начнутся шторма. Заворачиваюсь в одеяло и засыпаю.

…По дорожке, усыпанной морским песком, идет девушка… На ней легкое платьице, ветер играет волосами. Она босиком, я слышу шуршание песка, когда она касается дорожки ступнями.

Ее фигурка кажется почти невесомой… И цвет волос переменчив — то светло-русые, то золотистые, то каштановые… Волны добегают к ее ногам и ласкаются белыми курчавыми щенками…

— Скорый поезд номер шестьсот семьдесят два «Приморск — Москва» будет отправлен через пять минут со второго пути…

Я сижу в вагоне «СВ» и предаюсь полной расслабухе. Поскольку птица я теперь важная, решил позволить себе невинную роскошь в виде спального места.

А вообще, такое впечатление, будто обо мне забыли. Ни тебе ответственных лиц в париках, замаскированных алкоголиками, ни киллеров в черных плащах с отравленными кинжалам, ни даже предложения работать на сенегальскую разведку!

Скучно и обидно!

Багаж мой также скромен: пятилитровая канистра превосходнейшего вина, подаренная Энвером, и богатые летние впечатления. «Усталые, но довольные, мы возвращались из похода».

Поезд трогается плавно. Но кажется, он-то как раз стоит на месте: назад, как в прошлое, уходит перрон, здание вокзала, фонари, безногий нищий в длинной солдатской шинели, беспризорные дворняги, бабы с баулами…