Эта малышка сейчас превратится в кусок окровавленного мяса! Такое совершенство!..
— Брось пистолет, Дрон… Не искушай Милую Марту…
— Ну! — Зрачки Марты расширились, рука дрожит. Она касается лезвием щеки девушки, на ней мгновенно проступает ярко-алая полоска.
«Я знаю, ты бы не сдался… И они бы меня убили…»
— Ну!
Разжимаю руку, револьвер гулко падает на пол.
— А теперь двинь его ко мне, ногой.
Поддаю носком, револьвер плавно скользит по полу. Дедок прытко наклоняется, рассматривает, положив на ладонь. Другая рука уверенно сжимает рукоятку. Ствол направлен на меня.
— Марта, ты лезвие-то убери… А то не ровен час… Кровищи будет…
Баба медленно опускает руку с бритвой, проводя тупой стороной по животу девочки, до лобка. Та стоит не шелохнувшись.
— А ну одерни юбку! Понравилось перед мужиками красоваться!
— Иди, Марта, ступай. Доктор один заскучал поди…
— К девочкам? — Глаза бабы подернулись поволокой.
— К девушкам-красавицам, — пропел старикан, кривляясь. — Они теперь ваши…
Все… Дарю…
— Ах ты, моя крошечка! — Одной рукой баба по-прежнему держит девчонку за волосы, другой — оглаживает. — Пойдем, тебе будет хорошо, оч-чень хорошо…
Они вышли из комнаты.
— Спасибо, не подстрелил старичка… Я уж думал, мне крышка. Марта в самый раж вошла, помедли секундочку — не остановить… Уж ты бы с чистой совестью мне черепушку-то и прострелил… Ведь не промахнулся бы, а? То-то. Вот и я не промахнусь. Года мои, ты верно подметил, преклонные… Но рука, милок… Рука не забывает…
Как же мне добраться до него? Делаю шажок, крошечный.
— Стой, где стоишь. Времечко у нас еще есть. Чуток правда, но есть. Пока сюда ОМОН доберется. Пока Доктор с Мартою девочками натешатся… Доктору, ему бы мужичка, ну да чего не осталось, того уж нет… Ничего, обойдется… Когда малышки его вылизывают, Доктор страсть как любит… А уж Марта… Пусть позабавятся… Напоследок. Маленькие радости редки, а жизнь скрашивают, поверь мне, старичку…
Делаю еще шажок.
— А у меня, старичка, какая радость? Только и осталось, что с человечком поговорить, язык почесать, старое вспомнить… А поговорить-то и не с кем. Эти двое — сумасшедшие, им и так весело… Тесак покойный — туповат, самоуверен…
Князь — тот вообще за шута приписного меня держал, да и не доверял шибко…
— Князь, это Володя? — Еще крохотный шажок.
— Вот-вот, он Князь и есть.
— Выходит, правильно не доверял…
— Выходит — не выходит… Не веришь человечку — пусти в расход, и вся недолга. Проверить… Перепроверить… Выяснить. Шлепнешь одного, другой сыщется, а на душе-то спокойнее…
Еще шаг.
— И чего тебя уму-разуму наставляю?.. ан в том — стариковское наше удовольствие. Тебе уж не пригодится, а мне приятно.
Шаг.
— Вот так, мил человек, и бывает… Ты к людям с добром, с ласкою, они к тебе — с ножичком… Помнишь поговорочку? «Берегись козла спереди, коня сзади, а лихого человека — со всех сторон». А кто нынче не лихой, скажи? Раньше людишки другие были… Кто подобрее, кто поглупее… А кто — и посовестливее… Да загинули все, кротко загинули… Вот лихие-то и остались, и не переведутся…
Шаг. Не шаг — шажок, едва заметно, тихонечко.
— Не здешний ты человечек, ой не здешний… Ни к тому времени рожден, вот и крышка тебе приходит. А как же иначе-то? Вроде и разумник, и смел, и сметлив, а нездешний… Совестный больно, людишек любишь, а они — сор… Бог — тот всех любит, так ему по должности положено…
— А не боишься Бога-то?
Шаг.
— Как забоишься, коль никто его не видел? Да и любвеобилен он, глядишь, скостит грешки-то. — Старичок засмеялся скрипуче. — Человечков надо бояться, от них вся беда. Иначе себя не убережешь. Вот гляжу на тебя — топ-чисся, аки конь перестоялый, а ничего ты себе не вытопчешь… Чуть дернешься — три пули сидеть в тебе будут, как в копеечке! Не Бога я боюсь, человека. Потому и живой покуда.
Дедок — в другом конце комнаты. До него — не достать. Револьвер он держит расслабленно, но ствола с меня не сводит.
Шаг.
— Я ведь кем работал, мил человек? В органах я работал. Начинал при Николай Иваныче, при Лаврентии Па-лыче служил весь срок, пока не израсходовали его. А знаешь, кем? Приводящий в исполнение. Стрелок, значит. Незаметная такая должность, не почетная. Вот в аккурат из такого нагана и работал. Так что не топчись, на метр я тебя не подпущу, а с трех метров из такой «машинки» и белку в глаз достану.
На такой должности, мил человек, людишки ой как видны. За десять лет ты того о них не узнаешь, что за месяц приводящим в исполнение. Сор людишки-то, труха. Уж какие через меня прошли — и не рассказать, не поверишь ведь! И на фронтах побывал, по той же работе. Ох и дезертиров было, предательства разного… И после войны…
Что понял? А что каждый — за себя сам. Да только от пули уже не уйдешь, как от судьбы.
Вот, девять лет так побыл. Потом повысили. В кадры поставили. Учли опыт.
Работы с людьми, значит. — Старик снова захихикал, откашлялся.
Шаг.