Редкая птица

Но руль-то я направляю на самое «видное» место. Понятно, не к горсовету и ни к райотделу милиции. К моей скромной хибарке. И движет мною вовсе не литературное воспоминание. Просто к этому часу у хижины, полагаю, побывали уже все интересующиеся стороны, обнаружили пустой тайничок и следы пребывания всех, кто побывал до того, и порешили, что делать мне здесь просто нечего. И я сюда не вернусь.

Решение правильное на все сто. И я бы никогда сюда не вернулся, если бы не желание уединиться. С девушкой.

Когда до хижины остается с километр, глушу мотор. И кладу мотоцикл в море.

Найти его можно легко, если посмотреть утречком с обрыва. Понятно, при спокойном море. Надеюсь, погодка разыграется с ветерком.

Мы поднялись на берег и бредем садиками и огородами. На ходу заглотал новую пару бодрящих таблеток. Естественно, для бодрости, а не с наркотическими целями.

До дома Степана Тимофеевича метров сорок. Девчушку укладываю в ложбинку и для верности притискиваю ее голову к земле рукой. Вытаскиваю «лжеузи». И — начинаю насвистывать с присущей мне беззаботностью: «Ю-а ин зе ами нау…» Раз.

Еще.

Темная тень выныривает из ночи бесшумно и тыкается в лицо горячим языком, Джабдет, старый друг! Это недвижимость у нас с Тимофеичем разная, а пес — общий.

Вот теперь можно идти спокойненько.

К дому экс-шахтера мы выбираемся со стороны сада. Хозяева спят. Забираемся по узкой лесенке на чердак, служащий одновременно и сеновалом.

— Джабдет, охраняй, — шепчу я псу на ухо и поднимаюсь вслед за девушкой.

Джабдет смотрит на меня понимающе, склонив набок лобастую голову. Но — не осуждающе. Что ни говори, кобель кобеля всегда поймет, особливо в щекотливом положении!

Я поднимаюсь, смотрю вниз, — пес уже растворился в ночи.

На чердаке, кроме сена, лежит еще здоровенный тюфяк, рядом — небольшой транзисторный приемник. Чердак — Сережкины владения. Здесь он спит с ранней весны до осени. Надеюсь, что не один. Ну а сегодня, по настоянию Тимошенко-отца — оставлен дома. В связи с облавой в хибарке и беспределом в городке. От греха подальше.

— Мы где? — спрашивает Леночка.

— Тес… Говори шепотом. Мы — в гостях.

— Без ведома хозяев?..

— Ты думаешь, было бы правильнее их разбудить?

— Нет. Интересно, который теперь час? Часы мои стоят. У Леночки их вообще нет. Так что мы счастливые люди.

— Скоро рассвет.

— И что мы будем делать?

— Ты будешь спать здесь. Желательно весь день.

— А ты?

— Вот что, Ленка. Как ты помнишь, с момента нашего знакомства определенные события имели место быть, — выражаюсь я сухо и витиевато, как и подобает будущему ученому светиле. — Я хотел бы, чтобы ты мне разъяснила ряд моментов.

— Ну? Спрашивай.

— Врать не будешь?

— А посмотрим. Откуда я знаю, кто ты такой?

— Ты меня боишься?

Ленка оглядывает меня оценивающе:

— Скорее, нет. Хотя и ничего о тебе не знаю.

— Интуиция? — Девушка пожимает плечами. — Вопрос первый: как ты оказалась в моей машине? Вопрос второй: кто те боевики, что были у тебя в квартире, и чего они от тебя хотели? Вопрос третий: что ты делала в квартире после того, как я взобрался на крышу? Пока все.

Леночка задумалась.

— Даже не знаю, с чего начать.

— С начала.

Глава 12

— Если бы я знала, когда это началось. — вздохнула. — У тебя есть сигарета?

Девушка — Обойдешься. Сено кругом. Не хватает еще дом спалить — без ведома хозяев.

— Курить хочется…

— Стебелек пожуй. Ладно, давай к делу.

— Ну что, приехала я в Приморск в конце июня…

— Когда точно?

— Двадцать пятого или двадцать шестого. Помню точно, что в субботу.

— В отпуск?

— Ну да.

— Откуда?

— Из Москвы… — Лена удивленно подняла брови: дескать, что, и так не видно?

— Что ты делаешь в Москве?

— Как что? Живу, работаю.

— Где живешь, с кем, где работаешь?

— Чего-то ты любопытный не в меру…

— Считай, что подыскиваю себе спутницу жизни. Может, ты выгодная партия.

— Выгодная партия сейчас — республиканская, и та в Америке.

— Спасибо, я учту.

— Ну хорошо. Работаю я в СП. — — В каком?

— В «Траверсе».

— Ого! Кем?

— В отделе рекламы.

— Начальником?

— Пока нет.

— Давно работаешь?

— Второй год. Как универ закончила.

— Ага. Значит, ты девушка в годах…

— Хам. Трамвайный. Мне двадцать три.

— А выглядишь на восемнадцать!

— О тебе этого не скажешь.

— Тяжелое детство, крепленые вина, скользкие тротуары… Какой факультет?

— Иняз. Английский и немецкий.

— Языком, значит, владеешь?

— Ага.

— И это он тебе помог устроиться в «Траверс»?

— Что ты имеешь в виду? — Девушка покраснела. — Дрон, прекрати хамить!

— Извини. Дворовое воспитание, хулиганствующие друзья…

— …и прыщавые подружки. И — тяжелое детство, я уже слышала.

— Один-один. Проехали. Так как ты туда устроилась?

— Мне помогли.

— Кто?

— Друг.

— Кто таков?

— Слушай, какое твое дело?

— Как, а на правах возможного кандидата в будущие члены семьи?

— Балабол…

— Ладно. Где этот друг теперь?

— Что?

— Почему ты приехала на юг одна?

— Мы поссорились.

— Давно?

— Недавно. Слушай, Олег, мои московские дела не имеют к происшедшему здесь никакого отношения.

— Ты думаешь?

— Да.

— Тогда отложим пока. Как доехала?

— Что значит — как? Нормально.

— Я не про то. В поезде ни с кем не познакомилась, не подружилась?