Редкая птица

«Уазик» тормозит метрах в десяти. Вылезаю из машины и иду к нему, размахивая майорскими «корочками».

— Ты что, блин… номера не разглядел?!.

— Чого же не бачив, бачив…

— Да ты забодал!!!

И сую ему под нос «ксиву».

— Так, товарищу начальнику, оперативна обстановка…

Он открыл дверцу — и дальше…

Рывком за шиворот выдергиваю его с сиденья и припечатываю лицом к капоту.

Сержант падает на четвереньки, — и я добавляю по затылку рукояткой пистолета.

Отдыхай. Может, и хороший парень, ну да некогда мне вычислять, кто «белый», кто «красный», а кто — вольнонаемный… Забрасываю служивого в кусты, сажусь в «уазик», подъезжаю к «волге», перекидываю девчонку вместе с сумкой в новое «авто». Поехали!

Я вам устрою концерт! Маразм для детского хора имени Григория Веревки! С прологом, адажио и скерцо!

У постового я позаимствовал фуражку, так что за рулем чувствую себя уверенно. Что там дальше в повестке дня?

«Три карты». Фамильный кабак Ральфа. Ставить на них нельзя, а вот разыграть — нужно.

На этот раз машину оставляю прямо на улице. Сейчас главное — время. Мне нужно опередить и тех, кто меня преследует, и тех, кто меня «играет».

Кабак по случаю траура закрыт. Ментовский «жигуленок» с тремя стволами «акаэмов» дежурит у входа — во избежание. Но я и не собираюсь ломиться — иду со двора.

В тени маячит охранник — двойник верзилы с пляжа. Решительно иду к нему, — и это его смутило. Вместо безапелляционного «Стоять!» слышу грубое:

— Что надо?!

Наверное, принял меня за настойчивого посетителя. Напрасно.

Блик света падает мне на лицо, верзила молниеносно сует руку под мышку, — но я быстрее.

Удар ногой под колено отбрасывает его к стене, еще один, уже в голову, завершает композицию, — громила падает лицом вниз.

Выуживаю у него из-под куртки оперативный кольт с глушителем. На что, на что, а на экипировку Ральф денег не жалел.

Подхожу к дверце. Толкаю для порядка. Заперта, но не на засов — на замок.

Прицеливаюсь и методично стреляю из «тихушника», пока замок вместе с частью двери не превращается в деревянную щепу и исковерканное железо.

Распахиваю дверь и вхожу. Никого. Видимо, лежащий во дворе парень пользовался доверием и авторитетом. Разумеется, в общечеловеческом понимании.

Коридор узенький, дальше — поворот. Оттуда тянет сладковатым дымком. Анаша.

Значит, дело не в доверии, — просто забурели охраннички от вольготной жизни. Делаю шаг — стволом вперед.Охранник сидит в кресле поперек коридора. В руках «акаэм», палец на спуске. Вот только ствол чуть-чуть в сторону — потому как в другой руке самокрутка. На лице — понимающая улыбка, а взгляд ясен и невинен, как у младенца. Ему и нужно-то всего ничего — чуть подвинуть ствол и нажать на спуск.

Но, по-моему, он и сам понял, что опоздал. Но ствол приподнял…

Кольт дважды подпрыгнул у меня в руках. Парень так и умер с улыбкой.

Каждому свое. А может, он уже получил от жизни все, что хотел?

Дальше — лесенка на второй этаж. Вроде особого шума я не наделал, ну да время сейчас для «Трех карт» — военное.

Коридорчик на втором этаже пуст. И еще — очень тихо. Прохожу мимо длинного ряда дверей, — здесь девочки принимают клиентов. Внизу ресторан, чуть правее — казино.

Кабинет управляющего должен быть за следующим поворотом.

Удар в спину такой, словно молотнуло бревно-таран. Дыхание перехватило, я лежу на полу и, кажется, уже никогда не смогу вздохнуть. Словно опустили на глубину и не дают вынырнуть. Наконец удается вздохнуть, вместе со вздохом — режущая боль в сердце.

— Ты ему хребет не сломал?

— Когда я хочу сломать хребет, то ломаю.

— Так ты ж по спине и наварил.

— Нет. Я ударил точно под сердце.

— Да он сейчас концы отдаст.

— Не, не умрет. Когда Хасану нужно убить, он убивает.

— Смотри. Окочурится — Бест с тебя спросит.

— Пустой разговор. Бери.

Меня хватают под руки и волокут.

— Тяжелый, сука.

Из моего горла вырывается хрип.

— Гляди, правда ожил. — Парень смеется. — Впрочем, ненадолго.

Меня протаскивают через большую комнату, потом заносят в другую, связывают руки за спиной и сажают на стул. Куртку сняли, оружие отобрали.

— Да у него целый арсенал.

— Хасан, он скоро оклемается?

— Должен скоро. — И мне:

— Животом подыши, животом.

Дышу. Боль в сердце остается, но в голове прояснилось. Окидываю взглядом комнату. Небольшая. Звукоизолиро-ванная, по стенам — мягкие бра, и глаз не режет, и света достаточно. Прямо передо мной — стол, на нем — водка, коньяк, холодные закуски. За столом — трое. Но двоих поначалу просто не замечаю — внимание забирает тот, что в центре.

Лицо словно вырублено из камня: мощный подбородок, развитые скулы, прямой, чуть с горбиной нос, крупный выпуклый лоб. Седые волосы острижены коротко, светлые глаза смотрят внимательно и тяжело. Такое впечатление, что я его где-то видел или знаю откуда-то. И тут понимаю, чего ему не хватает, — толстого шерстяного свитера. Именно таким я представлял себе в детстве Волка Ларсена из лондоновского «Морского волка».