Редкая птица

— Совместим. Если, конечно, здесь найдутся две корочки хлеба.

— Найдутся.

Нашлись хлеб, салями, холодная телятина, фрукты, две бутылки белого полусухого… О том, что еще хранилось в финских холодильниках размером с небольшие рефрижераторы, спросить мне не позволила скромность.

День покатил. Полуденное солнце оказалось ласковым и нежгучим, море — достаточно теплым. И мы с Лекой заплывали так далеко, что ее холостяцкий домик казался меньше спичечной коробки.

Вечер наступил быстрее, чем я хотел. Просто потому, что заснул. А когда проснулся, Лека стояла рядом. Вечерняя и загадочная. И когда я вышел из душа, голодный, как сто волков, на столике возле кресла дымился огромный ростбиф, в кувшине мерцало красное вино, за огромным, во всю стену, окном устало дышало море.

И — горел камин.

— Ешь, — сказала она.

— А ты?

— Я не голодна.

Голос ее был чуть с хрипотцой, глаза блестели.

— Знаешь, почему ты здесь?

— Ага. Я тебе понравился.

— Нет.

— Не понравился?

— Конечно, понравился. Но ты здесь не потому.

— А почему?

— Ты — . Потому что свободен. Потому что… Потому что я влюбилась в тебя.

— Любовь с первого взгляда?.. — брякнул я.

— А какая она бывает еще? — просто сказала Лека. На столике остался лишь коньяк в хрустальном графине. Она налила, пригубила и передала мне.

— Я тебе нравлюсь?

— Ты изумительна…

— Я хочу тебе нравиться… Сиди.

Девушка сделала музыку чуть громче и начала танцевать, играя подолом легкого платьица. Танец становился все раскованнее, ритм нарастал, и она подчинялась ему. Трусики и платье остались лежать на ковре, Лека замерла передо мной, одним движением сбросила сорочку… Нагая, в серебряных туфельках, она стояла, широко расставив ноги, прикусив губу и глядя мне в глаза… Сделала шаг вперед, еще… Я обнял ее бедра, притянул к себе.

~ Ты хочешь меня? — Голос ее был чуть слышен.

— Хочу.

— Бери.

Солнце утонуло в море, сделав небо сиреневым. Ночь только начиналась…

У Леки я провел три дня. Похоже, Территорию не зря величали с заглавной буквы. Если и есть на земле Эдем, то это здесь. Ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, как сказал поэт. И что вепрь объявится — тоже вряд ли: охрана.

Мы купались. Набрали мидий, пекли их на углях и ели, запивая белым вином.

Ночью жгли костер, пекли картошку и пели пионерские песни (пел я один, Лека внимала: детство у нас было разным по босоногости). «Выходили в свет»: играли в пинг-понг и бильярд, ужинали в кабаке на Территории же, но в местах рангом пожиже; здесь я вел ученый разговор с историком, развенчавшим (согласно поступившим указаниям) былых кумиров; с экономистом, одним из авторов «экономной экономики», а теперь «советником по существенным вопросам» очень важной персоны; с секретным химиком с лицом изможденного онаниста, провожавшего взглядом каждую юбку; с вальяжным бизнесменом лет сорока пяти, зачесанным а-ля Джек Николсон и с лицом долларового цвета — зеленое с серым;вечера он отбывал как нудноватую повинность, чтобы ночь провести за преферансом, причем оставался в непременном выигрыше… Девочки его не интересовали вовсе, хотя посмотреть здесь было на что.

Короче, понятно без дураков, почему Лека слиняла отсюда в Приморск скоротать вечерок.

Были здесь и действительно важные персоны, но они проводили дни в уединенных особнячках: плавали, удили рыбу, читали Достоевского, Толстого, Тургенева. Нарушать их уединение мы сочли нетактичным.Да нам и не нужно было ничьего общества. В свободное от развлечений время мы занимались любовью.

Вечером третьего дня зазвонил телефон. Лека, обнаженная, стояла у аппарата и кивала с видом примерной ученицы. Я любовался ею.

— Мне нужно в Москву, — просто сказала она. — Самолет через два часа.

— Я тебя довезу?

— Не надо. Здесь есть на такой случай «разгонные» «волги». И еще — терпеть не могу вокзальных провожаний.

— Ты надолго?

— Не знаю.

— Может, чем-то помочь?

— Пока нечем. — Она улыбнулась. — Да я тебя разыщу.

— А как я разыщу тебя?

— Ты этого хочешь?

— Да.

— Очень просто. Позвони, — спроси Элли. Или Леку. Это все, она назвала номер, — я.

— А я — Дрон.

— Наконец-то познакомились.

— И подружились.

— Не расстраивайся, Дрон,я сама расстроена. Может, это ненадолго…

— Ага.

— Выпьем кофе?

— Да. И — кальвадоса.

— Хочешь остаться здесь?

— Без тебя? Нет.

— Тогда обойдешься кофе. Ты уже прилично выпил сегодня. Еще машину вести.

— Машину?

— Ну да. Не пешком же ты в город пойдешь. Возьмешь «мере».

— Может, попуткой?

— Зачем? Оставишь у горсовета. Я попрошу, утром заберут. Знаешь, возьми кальвадос с собой.

— Зачем?

— Выпьешь дома. Роняя в стакан слезу. Скупую мужскую.

Лека обняла меня, поцеловала.

— Ну, езжай. А я поплачу.

— Лека?

— Что?

— Возвращайся скорее.

— Ага.

— До встречи.

— Пока. Езжай. На пропускные я позвоню.

«Мере» сорвался с места. Фигурка девушки уменьшилась и пропала за поворотом.