Речной бог

– Мой народ искусен в осаде крепостей и сражениях, – пояснил я. – У меня есть влияние на царицу Лостру. Если ты отошлешь меня к ней в полной безопасности, ее дружба распространится и на ваш народ. Ее войска возьмут штурмом крепость и освободят Масару.

Мое предложение понравилось Престеру Бени-Джону, хотя он и попытался скрыть это.

– Что потребует царица в уплату за свою дружбу? – осторожно спросил он.

Мы торговались целых пять дней, но в конце концов договорились.

– Ты позволишь царице Лостре копаться в земле твоей долины и объявишь земли по соседству запретными для своего народа. Твоим подданным будет под страхом смерти запрещено ходить туда. – Это обещание я выторговал для своей госпожи. Оно обезопасит гробницу фараона от осквернения.

– Я согласен, – сказал Престер Бени-Джон.

– Вы доставите царице Лостре две тысячи лошадей, которых я сам выберу в ваших табунах. – Этим я удовлетворил себя.

– Одну тысячу.

– Две тысячи, – твердо повторил я.

– Я согласен, – сказал Престер Бени-Джон.

– Как только царевна Масара будет свободна, ты позволишь ей выйти замуж за того, кого она себе выберет. Ты не станешь запрещать ей. – Это условие я припас для Мемнона и девушки.

– Это против наших обычаев, но я согласен.

– Когда мы захватим Адбар-Сегед, Аркоуна и его крепость передадут вам.

Это условие ему очень понравилось, и он горячо закивал головой.

– И наконец, египтянам можно будет оставить себе все трофеи, захваченные у Аркоуна во время боевых действий, включая легендарный голубой меч. – Это условие я приберег для Тана.

– Я согласен, – сказал Престер Бени-Джон. По его лицу было видно, как царь доволен нашим соглашением.

Он дал мне в сопровождение отряд из пятидесяти человек, и на следующий день мы отправились в Кебуи. Я ехал верхом на прекрасном жеребце, которого царь на прощание подарил мне.

До Кебуи оставалось пять дней пути, когда я увидел стремительно приближающееся по равнине облако пыли. Затем разглядел колеблющиеся очертания колесниц в струях горячего воздуха. Приблизившись, колесницы выстроились боевым порядком и понеслись на нас полным галопом. Зрелище было величественное. Строй они держали превосходно, а расстояние между колесницами сохранялось настолько точно, что линия конницы казалась ниткой бус. Я спрашивал себя, кто командует отрядом.

Колесницы подошли ближе, я прикрыл глаза от солнца, пригляделся, и сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди, когда я узнал упряжку первой колесницы. Это были Утес и Цепь, мои любимцы. Однако колесничего я узнал не сразу. Прошло три года с тех пор, как я видел Мемнона в последний раз. За это время семнадцатилетний юноша превратился в двадцатилетнего молодого мужчину.

Я успел привыкнуть к езде верхом с седлом и стременами и теперь привстал на стременах и замахал рукой. Колесница отвернула от основного строя, когда Мемнон узнал меня, и помчалась к нам.

– Мем! – вопил я. – Мем!

И ветер донес до меня его ответный крик:

– Тата! Клянусь молоком Исиды, это ты!

Он остановил лошадей, спрыгнул с колесницы и стащил меня с лошади. Сначала обнял меня, потом отстранился и стал разглядывать на расстоянии вытянутых рук. Мы жадно смотрели друг на друга.

– Тата, ты побледнел и похудел, из тебя кости торчат. А это что, седина? – И потянул меня за виски.

Мемнон стал выше меня, талия у него была узкой, а плечи широкими, кожа загорела и, смазанная маслом, походила на полированный янтарь; когда он смеялся, мышцы двигались на шее. На руках были защитные кольца из золота, а на голой груди сверкало «Золото доблести». Это кажется невозможным, но он стал еще красивее со времени нашей последней встречи. Напоминал леопарда, гибкого и стремительного.

Мемнон поднял меня в воздух и поставил в свою колесницу:

– Бери вожжи. Я хочу убедиться, не потерял ли ты навык.

– Куда поедем?

– На запад, в Кебуи. Мать рассердится, если я сразу не доставлю тебя к ней.

Ту ночь мы провели у костра в стороне от отряда, чтобы поговорить наедине. Долго сидели молча и смотрели на серебристое сияние звезд, а потом Мемнон сказал:

– Когда я думал, что потерял тебя, мне казалось, будто я потерял часть самого себя. С тобой связаны самые первые мои воспоминания.

И я, человек, который так ловко владеет словами, не нашел их для ответа. Мы снова замолчали, а потом он положил мне руку на плечо.

– Ты видел потом эту девушку? – спросил Мемнон – хотя вопрос прозвучал небрежно, рука его крепко держала меня за плечо.

– Какую девушку? – переспросил я, чтобы подразнить его.

– Ту девушку у реки, когда мы расстались.

– А там была девушка? – нахмурился я, как бы пытаясь припомнить. – А как она выглядела?

– Лицо походило на черную лилию, а кожа была цвета дикого меда. Ее называли Масара, и память о ней до сих пор тревожит меня по ночам.

– Девушку зовут Масара Бени-Джон, – сказал я. – Я провел с ней вместе два года в плену в крепости Адбар-Сегед. И полюбил, так как нрав ее еще прекраснее, чем лицо.

Он схватил меня обеими руками и стал безжалостно трясти:

– Расскажи мне о ней, Тата! Расскажи все-все, ничего не забывай!