Речной бог

Еще до наступления темноты я научил не меньше сотни конюхов и колесничих выполнять эту грубую, но действенную операцию. Мы работали всю ночь при неровном свете масляных светильников.

К этому времени в царских табунах уже было более тринадцати тысяч лошадей. Мы работали, кровь из разрезанных глоток сворачивалась у нас на руках, и они почернели до самых локтей. Когда силы покидали нас, мы падали на сено и спали около часа, а потом вставали и снова принимались за работу.

Некоторых лошадей болезнь поразила не так сильно. Я назвал эту болезнь «желтым душителем». Те из лошадей, которые перенесли ее легче, казалось, имели врожденную способность противостоять ей: истечение гноя из ноздрей у них было не более обильным, чем у гну, и они оставались на ногах и выздоровели через несколько дней.

Многие лошади умерли еще до того, как мы вскрыли им трахеи. Некоторые, которым мы успели сделать эту операцию, умерли позже от воспаления и осложнений, связанных с нанесенными ранами. Разумеется, часть лошадей оказалась в отрядах, которые ушли на равнины, и там я не мог помочь им. Царевич Мемнон потерял каждые две из трех лошадей. Ему пришлось оставить свои колесницы и вернуться в Кебуи пешком.

Когда мор прошел, мы недосчитались более половины табуна. Умерло семь тысяч голов, а те, что остались, были настолько слабыми и истощенными, что им потребовалось много месяцев, пока они восстановили силы и смогли работать в упряжке. Жеребенок Терпения выжил и заменил в моем сердце свою мать. Он занял правое место в моей упряжке и стал таким сильным и надежным, что я назвал его Утес.

– Как повлияло это поветрие на наше возвращение в Египет? – спросила меня госпожа.

– Оно отбросило нас назад на несколько лет, – сказал я и увидел боль в ее глазах. – Мы потеряли самых лучших и обученных старых лошадей, таких как Терпение. Нам придется снова разводить лошадей в царских табунах и обучать молодых работе в упряжке.

В следующем году я с ужасом ожидал миграцию гну, однако, когда они пришли снова и ковром покрыли равнину, Хабани оказался прав. Лишь немногие из наших лошадей заболели желтым душителем; они перенесли его в легкой форме и уже через несколько недель после болезни могли работать в упряжке.

Меня очень удивило то, что жеребята, родившиеся сразу после первого поветрия желтого душителя и сами не перенесшие болезни, тем не менее оказались стойкими к ней, как и их матери, переболевшие в свое время. Казалось, что способность противостоять болезни они получили с молоком матери. Теперь я был уверен, что это поветрие уже не ударит по нашим табунам с такой ужасной силой.

Теперь моей главной обязанностью стало сооружение гробницы фараона в горах. Мне пришлось проводить много времени в этих диких и грозных краях, и я полюбил горы и их переменчивый нрав. Горы непредсказуемы, как красавица. Иногда кажутся спокойными и отрешенными, прячась в густом покрывале облаков, где то и дело мерцают молнии и грохочет гром. Временами милы и соблазнительны, они манят, предлагая открыть свои тайны и познать опасные наслаждения.

Хотя в моем распоряжении находилось восемь тысяч рабов и лучшие наши ремесленники и художники помогали мне, работа на строительстве шла медленно. Я понимал, что нам понадобится много лет на сооружение изысканного мавзолея, который пожелала моя госпожа, и на украшение гробницы, соответствующее рангу владыки двух царств. По правде говоря, спешить не было необходимости, так как на восстановление царских табунов требовалось время, как и на обучение пеших отрядов шилуков, которые должны были по боеспособности сравняться с отрядами гиксосов, своих будущих противников.

Когда я был свободен от работы в горах, то проводил время в Кебуи, где меня ожидали мириады забот и удовольствий. Я учил двух маленьких царевен и разрабатывал новую тактику военных действий с вельможей Таном и царевичем.

К этому времени стало ясно, что в один прекрасный день именно Мемнон будет командовать всеми отрядами колесниц. Тан так и не преодолел своего недоверия к лошади. Он остался пехотинцем и моряком до мозга костей, а теперь, старея, становился все более консервативным и все чаше следовал обычаю при выучке своих новых воинов, шилуков.

Царевич был смелым и изобретательным колесничим. Каждый день он приходил поговорить со мной о десятке новых идей. Одни из них были надуманными, другие – совершенно гениальными. Мы испытали их все, даже те, которые я считал невозможными. Ему исполнилось шестнадцать лет, когда царица Лостра возвела его в ранг лучшего из десяти тысяч.