Речной бог

– Всю свою жизнь я служу фараону и моему народу. Моя честь настолько неуязвима, что я не вижу необходимости защищаться от таких бредовых обвинений. Без малейшего страха я доверяюсь мудрости и справедливости божественного царя. Пусть говорят мои дела и моя любовь к фараону, а не мой язык.

Я увидел растерянность и сомнение на разрисованном лице фараона. Губы дрожали, а лоб наморщился, поскольку боги не благословили его быстрым и острым умом. В какое-то мгновение он уже открыл рот, чтобы заговорить, но прежде, чем успел произнести ужасное и непоправимое суждение, Тан снова поднял меч и показал на открытые двери святилища позади трона.

Из этих дверей вышла столь необычная процессия, что фараон уставился на нее, забыв закрыть рот. Крат с поднятым забралом шлема и мечом в правой руке вел за собой обнаженных – на них были только набедренные повязки – и босых людей. Руки их были связаны за спиной, и они шаркали, как рабы, идущие на рынок.

Я наблюдал за лицом вельможи Интефа и видел, как растерянность и страх овладели им и заставили вздрогнуть, будто его ударили по лицу. Он узнал пленников. Очевидно, считал, что они давно мертвы, а их черепа ухмыляются путникам на перекрестках дорог. Он тайком бросил взгляд на маленькую дверцу в стене, почти скрытую занавесками. Эта дверца была единственным выходом из заполненного людьми двора храма. Ремрем сделал шаг вправо и загородил дорогу. Вельможа Интеф отвернулся и снова посмотрел на трон, задрав голову, с выражением доверия и вызова.

Шестеро связанных пленников выстроились перед троном, а затем по тихой команде Крата пали на колени и склонили головы.

– Кто эти создания? – спросил фараон.

Тан подошел к первому из них, схватил за связанные руки и поднял на ноги. Кожу пленника покрывали старые шрамы от оспы, а слепой глаз сверкал на солнце, как серебряная монета.

– Божественный фараон хочет знать, кто ты, – тихо сказал Тан. – Отвечай на вопрос.

– Величие Египта, я Шуфти, – ответил тот. – Раньше я был князем сорокопутов, пока Ак Гор не разогнал и не перебил мой клан у города Галлала.

– Говори царю, кто твой повелитель, – потребовал Тан.

– Ак Сет был моим повелителем, – ответил Шуфти. – Я принес клятву кровной верности Ак Сету и платил ему четверть всего награбленного. За это Ак Сет защищал меня от сил закона и снабжал сведениями о моих следующих жертвах.

– Покажи царю, кого ты знаешь под именем Ак Сета, – приказал Тан.

Шуфти, шаркая, прошел вперед и остановился перед вельможей Интефом. Он набрал полный рот слюны и плюнул на роскошный наряд визиря.

– Вот Ак Сет! – закричал он. – И пусть черви насытятся его потрохами!

Крат оттащил Шуфти в сторону, и Тан поднял следующего пленника:

– Говори царю, кто ты.

– Я Акеку, я был князем сорокопутов, но все мои люди убиты.

– Кто был твоим повелителем? Кому ты платил дань?

– Вельможа Интеф был моим повелителем. Я платил дань в казну великого визиря.

Вельможа Интеф гордо и надменно стоял у трона, спокойно принимая град обвинений. Он не пытался защищаться, когда сорокопуты один за другим вставали перед царем и называли его Ак Сетом.

– Вельможа Интеф был моим повелителем. Вельможа Интеф – Ак Сет.

Молчание народа в храме становилось таким же тяжелым, как и зной. На лицах людей застыли ужас, неверие, ненависть и растерянность. Однако никто не отваживался открыто выступить против вельможи Интефа или выразить какие-либо чувства до того, как заговорит фараон.

Последнего князя сорокопутов подвели к великому визирю. Это был высокий худой человек с упругими мускулами и выжженной солнцем кожей. В жилах его текла кровь бедуина, глаза были черные, нос загнут, как у орла. Борода у него была густой и курчавой, а лицо – надменным.

– Меня зовут Басти. – Он говорил чище остальных. – Люди называют меня Басти Жестокий, хотя я не знаю почему. – Его губы скривила усмешка висельника. – Я был князем сорокопутов, пока Ак Гор не разорил мой клан. Вельможа Интеф был моим повелителем.

После этих слов его не оттащили в сторону, как остальных. Тан снова обратился к нему:

– Скажи царю, знал ли ты Пианки, вельможу Харраба, который в давние времена был знатным гражданином Фив.

– Я хорошо знал его. У меня были с ним дела.

– Какие у тебя были с ним дела? – спросил Тан, и в голосе у него послышалась угроза.

– Я грабил его караваны. Я жег урожай на его полях. Я совершил набег на его копи в Сестре и перебил горняков таким занятным способом, что никто больше не пришел туда добывать медь. Я жег его поместья. Я посылал своих людей в города, чтобы они клеветали на него, и его честность и верность государству были запятнаны. Я помогал другим погубить его, и в конце концов он выпил яд датуры из собственной чаши.

Я увидел, что рука, в которой фараон держал царскую плеть, задрожала, когда он услышал это, и одно веко задергалось, как у него обычно бывает, когда он чем-то сильно расстроен.

– Кто приказывал тебе делать это?

– Вельможа Интеф приказывал мне и дал в награду один тах чистого золота.

– Что вельможа Интеф надеялся получить, преследуя вельможу Харраба?

Басти усмехнулся и пожал плечами: