Речи

(XIV, 30) Следующий вопрос - о священных, запретных местах. Что за невероятное бесстыдство! О доме моем смеешь ты говорить? Лучше предоставь консулам или сенату, или коллегии понтификов свой дом. Мой, во всяком случае, решениями этих трех коллегий, как я уже сказал, освобожден от религиозного запрета. Но в том доме, который занимаешь ты, после того как честнейший муж, римский всадник Квинт Сей был умерщвлен при твоем совершенно открытом посредстве, были, утверждаю я, святилище и алтари. Я неопровержимо докажу это на основании цензорских записей и воспоминаний многих лиц. (31) Только бы обсуждалось это дело, а у меня есть что сказать о запретных местах, так как на основании недавно принятого постановления сената вопрос этот должен быть вам доложен. Вот когда я выскажусь о твоем доме (в нем святилище, правда, есть, но устроенное другим человеком, так что тот его основал, а тебе остается разве только разрушить его), тогда я и увижу, непременно ли мне надо говорить и о других домах. Ведь кое-кто думает, что я отвечаю за открытие святилища в храме Земли; оно, говорят (да и я припоминаю), раскрыло свои двери недавно; теперь же самая неприкосновенная, самая священная часть его, говорят, находится в вестибуле46 дома частного лица. Многое меня тревожит: и то, что храм Земли находится в моем ведении, и то, что человек, уничтоживший это святилище47, говорил, что мой дом, освобожденный от запрета решением понтификов, был присужден его брату; тревожит меня - при нынешней дороговизне хлеба, бесплодии полей, скудости урожая - священный долг наш к Земле, тем более что знамение, о котором идет речь, требует от нас, говорят, умилостивительной жертвы Земле.

(32) Я, быть может, говорю о старине; однако, если и не записано в гражданском праве, то все же естественным правом и обычным правом народов свято установлено, что смертные ничего не могут получать в собственность от бессмертных богов на основании давности48. (XV) Так вот, древностью мы пренебрегаем. Неужели же мы станем пренебрегать и тем, что происходит повсюду, тем, что мы видим? Кто не знает, что в это самое время Луций Писон упразднил имеющий величайшее значение и священнейший храмик Дианы на Целикуле49? Здесь присутствуют люди, живущие близ того места; более того, в наше сословие входят многие, кто совершал ежегодные жертвоприношения от имени рода в этом самом святилище, предназначенном для этой цели. И мы еще спрашиваем, какие места отняты, у бессмертных богов, на что боги указывают, о чем они говорят! А разве мы не знаем, что Секст Серран50 подрыл священнейшие храмы, окружил их строениями, разрушил, наконец, осквернил их величайшей гнусностью? (33) И это ты смог наложить на мой дом религиозный запрет? Своим умом? Каким? Тем, который ты потерял. Своей рукой? Какой? Той, которой ты этот дом разрушил. Своим голосом? Каким? Тем, который ты велел его поджечь. Своим законом? Каким? Тем, которого ты даже во времена своей памятной нам безнаказанности не составлял. Перед каким ложем? Перед тем, которое ты осквернил. Перед каким изваянием? Перед изваянием, похищенным с могилы распутницы и помещенным тобой на памятнике, сооруженном императором51. Что же есть в моем доме запретного, кроме того, что он соприкасается со стеной дома грязного святотатца? Так вот, чтобы никто из моих родных не мог по неосторожности заглянуть внутрь твоего дома и увидеть, как ты совершаешь там свои пресловутые священнодействия, я подниму кровлю выше - не для того, чтобы смотреть на тебя с вышины, но чтобы закрыть тебе вид на тот город, который ты хотел разрушить.