Ребус Галла

Стенания неизвестной женщины (судя по голосу — молодой, а судя по содержимому криков — конченой дуры) Иголка выслушивал уже несколько часов. Мольбы то затихали, когда женщина удалялась достаточно далеко, то становились очень и очень громкими, и в этом случае Иголка прятался, выжидая, пока незнакомка отправится куда подальше. Встречаться с женщиной дикарю не хотелось по многим причинам. Одна из них, к примеру, минут сорок назад забрела в залу, где прятался Иголка, и долго принюхивалась, прикидывая, действительно ли здесь воняет непрошеными гостями или почудилось. В конце концов решила, что почудилось, и убрела прочь, однако дикарь еще долго дышал через раз, стараясь производить как можно меньше шума. Причина-то была весомая. И рослая. «Лунатик», одним словом.

— Умоляю! Сжальтесь надо мной! Мне нужна ванна… Горячая ванна! Если можно, с морской солью! Я прошу вас…

Голос звучал совсем тихо, а потому Иголка рискнул вылезти из-за грубой каменной скульптуры, за которой прятался последние сорок минут, и оглядеть комнату, в которой оказался.

— Ха! На этот раз мне повезло.

Хотя что считать везением?

Говорят, пьяная удаль куда хочешь заведет. Иголку, к примеру, она завела глубоко под землю.

Увлекшись преследованием големов, дикарь бесстрашно спустился за ними в подвал какой-то стройки (какой именно, боец не разобрал — не до того было), потом в другой подвал, глубже, а потом — в какой-то странный проход. Настроение Иголки стремительно улучшалось, он догадался, что подвал и есть конечный пункт назначения одичавших кукол, а значит, его миссия, считай, исполнена. Скоро выяснится, где ничейные големы хранятся и зачем. А потом будет звонок кому-нибудь, кому это надо, и получение премии. Мысли о деньгах вытеснили из головы дикаря даже инстинкт самосохранения, не говоря уже о привычной трусости, в смысле — осторожности, и лишь когда за спиной бесшумно вернулась на место тяжеленная плита, закрыв выход на волю, боец понял, что влип, и впал в панику.

Минут двадцать, напрочь позабыв о големах и награде, Иголка выл и царапал плиту. Сначала ятаганом, потом ножом, потом ногтями. Переломав и то, и другое, и третье, пытался бить негодную ногами и проклинать. Напрасно. Не сумев перебороть тоску, упал без чувств. Очнулся, озаренный гениальной идеей, и принялся искать вокруг плиты потайные кнопочки, рычажки или ручки. Не найдя, вернулся к бессмысленному вою, но, на свое счастье, сумел сквозь собственные вопли услышать тяжелые шаги приближающегося голема. С этого момента приключения дикаря представляли собой короткие перебежки из зала в зал.

— Это что, квартира Спящего, мля? — Иголка огляделся, подумал, решил, что в квартире создателя Вселенной однозначно должен плескаться бассейн с виски, и снизил притязания: — Я в раю. Я в раю, мля!

А в следующий миг зажал рукой рот и лихорадочно огляделся: не услышал ли его какой-нибудь блуждающий голем? Или та дура? Или еще кто-нибудь? Продолжая на всякий случай удерживать нижнюю челюсть в верхнем положении, Иголка на цыпочках прокрался к выходу — двери в подземелье отсутствовали — и осторожно выглянул в коридор. Тишина. Кажется, пронесло.

Боец развернулся, так же на цыпочках вернулся в центр зала, разблокировал рот и радостно (но тихо) промычал:

— Если это, мля, настоящее, то все это, мля, сказка!

Сокровища — вот что видел Иголка, поворачивая голову слева направо, а потом справа налево. Такие сокровища, что под банданой чесалось от выступившего пота. Однако тереть череп ногтями дикарь не стал, опасаясь проснуться.

— Рай, мля, в натуре рай!

В центре дальней стены на невысоком постаменте покоилась золотая статуя толстого полуголого мужика, выполненная в натуральную, судя по всему, величину. Толстые щеки, большой живот, мясистые руки… Мужик был, как говорится, в теле, и скульптор передал каждую его жирную черточку, не считаясь с затратами. Весила игрушка весьма и весьма прилично. Во всяком случае, спихнуть ее с постамента Иголка не смог.

— Источник виски, мля! Пожизненный!

Справа и слева от главного сокровища располагались статуэтки поменьше. На полочках, в вырубленных в стене нишах, на подставках и даже на полу. Золотые и серебряные. От пяти до двадцати дюймов высотой. Они уступали оригиналу в весе, однако брали другим: создавшие миниатюрные статуэтки мастера не поскупились на самоцветы, украсив толстяков то пояском из рубинов, то сапфировыми сережками, то алмазным ожерельем.

— Теперь я понимаю, на фига им големы! Охрана, мля!

Осмелевший Иголка снова попытался спихнуть с постамента главную статую, надеясь, что при падении отвалится золотая голова, понял, что это бесполезно, ущипнул себя за руку, окончательно удостоверился, что не спит, стянул с головы бандану и с наслаждением почесался.

— Получается, мля, одному не справиться.

Печально, обидно, жалко, хоть стреляйся, но факт оставался фактом: без помощи не обойтись. Можно, конечно, добыть инструмент, тачку, распилить статую и увезти, но после некоторых размышлений Иголка понял, что один он сюда ни за что не вернется. Духу не хватит. Придется делиться с сородичами…