Впрочем, в следующую секунду я понял, что зря здесь торчу. Твердь, несомненно, наша, ныне, и присно, и во веки веков, а только одному мне ее не оборонить. Того и гляди из Врат появится кто-нибудь нетрусливый и притом лучше защищенный от моих пуль. Или сразу несколько. Или какой-нибудь боевой механизм. Или просто вылетит атомная граната. Остатки злобной радости от одержанной победы недолго сопротивлялись благоразумию – я метнулся прочь от Врат. То и дело оглядываясь на них, я торопливо набивал седельные сумы всем, что успел выложить из них. В стоячем ночном воздухе отвратно воняло этилмеркаптаном от сработавшего «сторожка». Скорее! Я отчаянно спешил. Наверное, забыл что-то – наплевать! И уж точно мне придется расстаться минимум с половиной моего груза, потому что я не лошадь, чтобы выбрести из джунглей с двумя тяжеленными сумами, переброшенными через плечо, да еще с увесистым ружьем в руках. Лошади у меня теперь нет, идти придется на своих двоих. Но чтобы выбрать, что из вещей оставить, а от чего избавиться, надо иметь этот выбор.
В две минуты сборы были окончены. Навьючив на себя груз, я мысленно попрощался с Заразой, напоследок оглянулся на Врата – бледно-зеленый круг продолжал тихо дрейфовать над самой землей как ни в чем не бывало – и, надвинув на глаза ноктовизор, тяжелой рысцой побежал прочь.
Часть вторая
Студент
Глава 1
Я припарковал электроцикл перед конторой лесничества. Был полдень. Солнце ощутимо припекало, хотя какое пекло поздней осенью? Никакого сравнения с раскаленной летней сковородкой. В Новом Пекине, конечно, прохладнее, но он мне какой-то чужой, а здесь я почти дома.
Неподалеку визжала лесопилка. Ровная струя дыма поднималась над трубой топки парового движка, где сгорали древесные отходы. Кучи свежих опилок издавали приятный запах. Бригада рабочих грузила доски на преогромный тракторный прицеп.
Это было уже не то место, куда я с трудом добрался пять лет назад, оборванный и истощенный, но сохранивший отцовское ружье и липовую бумажку на имя Ахилла П. Кособрюхова. Лесничество переехало километров на пятнадцать, отвоевав у джунглей такое же расстояние. На Земле, как я слышал, лесничества существуют для охраны леса, ну а у нас – для его искоренения. Лесные почвы не особенно плодородны, но все же на месте сведенных джунглей остается земля, вполне пригодная для распашки. Или, скажем, для садоводства. Новым колонистам всегда нужна земля. А древесина нужна всем, потому что не везде есть пригодная для выделки кирпичей глина, а где она есть, там древесина все равно нужна на дрова для обжига, потому что возить каменный уголь – большая морока, особенно если в радиусе трехсот километров нет ни железных дорог, ни крупных рек. Особо ценная древесина редких пород доставляется отсюда в Новый Пекин, многократно увеличиваясь по пути в цене, и даже идет на экспорт через Врата.
Я с удовольствием отметил, что на мой электроцикл посматривают не без завистливого любопытства. Действительно, редкий зверь в здешних краях. Не самая престижная модель, но и для Нового Пекина очень даже ничего, тем паче для провинции. Жаль только, что он требует мало-мальски приличных дорог и подзарядки через каждые пятьсот километров. В пути у меня были проблемы и с тем, и с другим.
В наскоро сколоченной из горбыля конторе на мой вопрос, где находится господин Данте, смешливая девчонка-счетовод прыснула и сказала, что он с самого утра на делянке семь-шестнадцать и, по-видимому, застрял там надолго. Я подмигнул ей и вышел в самом лучезарном настроении. «Господин» Данте… Уж на кого Рамон смахивал меньше всего, так это на господина. Чумазый лесной житель в сопревшей рубахе – вот как выглядел директор лесничества, когда я, шатаясь от усталости, пешком выбрел в эти края пять лет назад. Так же он выглядел и три года назад, когда я навестил его во время первых же студенческих каникул. Сейчас я нарочно назвал его господином – хотел поглядеть, какая будет реакция, и она мне понравилась. Значит, ничего в мироздании не изменилось, и Рамон все такой же. Меня это устраивало.
За конторой кончалось даже подобие дороги. Нечего было и думать проехать на моем электроцикле через эту полосу препятствий, пришлось ждать попутный трактор. Только через полтора часа я добрался до делянки семь-шестнадцать – и вот он, Рамон Данте, невысокий, крепенький, коричневый от солнца и вечно бранящий кого-то, не вынимая изо рта трубки с каким-то жутким зельем. С рабочими он запанибрата, но они его побаиваются, а уж уважают так, как клиенты Лукулла не уважали своего щедрого патрона. Только ошибаются те, кто думает, что Лукулл только и знал, что предаваться разорительному чревоугодию, – этот римский гурман и легионы водил, причем успешно. Вот и Рамон в том же духе. Ленивый от природы, сейчас он распоряжался так, что рабочие бегали, как заведенные, а их бригадир и того быстрее. Рамон был вне себя. Рядом с ним скорбно молчал вдребезги смятый трактор, убитый, как видно, деревом.