Ребус-фактор

Дженни была совсем иной. Теперь я отчетливо понимал: ничего у меня с нею не получится. И не могло получиться. Политики могут сколько угодно договариваться о «культурном обмене», но твердиане и земляне никогда не поймут друг друга. Мы разные. Я жил на Земле, но до сих пор не мог постичь, что у землян в головах. Я имею в виду – у рядовых землян. Твердиане – другое дело. Они свои. Мы романтики и одновременно очень практичный народ. Я любил Дженни, но лучшее, что я мог для нее сделать, это отправить ее назад, в метрополию, не подвергнув при этом значительному риску. Оставшись со мной на Тверди, она не была бы счастлива, а что обычно делает несчастливая женщина? Правильно, отравляет жизнь мужу.

Ну зачем мне это надо?

Мама сама прогнала меня прочь – мол, раз ускорился, так и не мелькай тут попусту, иди дело делай. Ну, я и пошел.

До часа «икс» оставалось менее трех суток. Все это время мне предстояло носиться по району из одного отряда в другой, проверяя, как идет темпирование, и обучая темпированных двигаться, не ломая себе конечностей. У меня не было дурацких огнеметных механизмов, как на Марции, и для ускорения процесса мне приходилось пользоваться доморощенными средствами, вроде ложной тревоги. Все равно, конечно, были и вывихнутые лодыжки, и порванные связки, один увалень никак не мог ускориться и сделал это, лишь когда я очень старательно и с большим чувством отхлестал его по щекам, ну и все в таком роде. Но люди хоть знали заранее, что их ожидает, могли себе это представить, чего не скажешь о животных. Один дурной жеребец, испугавшись ускоренной жизни, прорвал стенку палатки, прорвал специальную сетку (уж как мы ее плели – все руки в волдырях!), вырвался на волю и сразу сломал себе ногу, споткнувшись о корень. К счастью, остальных лошадей конюхи сумели успокоить. Не знаю, как им это удалось. Я бы не смог.

Всего у нас набиралось около двухсот темпированных бойцов из разных отрядов, в том числе девятнадцать кавалеристов. Сила. Накануне дня «икс» мы стянули силы в кулак для марш-броска к Степнянску. Сто километров пути – много ли это? Темпированный боец легко пройдет это расстояние за независимые сутки и не слишком устанет, потому что у него найдется время и на привалы для отдыха, и даже на толику сна. Без всяких механических средств передвижения он сможет вступить в бой прямо с марша.

Конечно, субъективного времени для бойца пройдет гораздо больше. Ему нужно есть, пить, оправляться. Каждый боец нес порядочный запас воды и пищи. Чтобы напечь столько лепешек и наготовить вдоволь копченого мяса, пришлось заранее оборудовать импровизированные кухни подальше от лагерей. Как ни изощрялись заготовители топлива, выбирая самое сухое, дающее минимум дыма дерево, как ни старались повара использовать по максимуму утренние часы, когда над лесом висит туман, а все же по двум источникам непонятного дыма, пробившегося сквозь лесной полог, земляне нанесли удар с воздуха, и две кухни перестали существовать. Агентура, однако, доносила, что земляне не проявляют какой-либо заметной постороннему наблюдателю встревоженности. Возможно, их командование подозревало, что мы что-то готовим, но не знало, что именно.

А возможно, и знало. Вредно считать противника глупее себя. Быть может, вне зависимости от того, знало командование противника о «темпо» или нет, оно предпочло позволить нам сделать первый ход. Ведь куда проще уничтожить «мятежников» на открытой местности или даже в городе, чем гоняться за ними по джунглям и горам и выковыривать их из тайных убежищ!

Разведданные не говорили об этом ничего, да и не могли сказать. Мы не располагали агентурой, настолько близкой к командованию противника, по крайней мере в Степнянске. В Новом Пекине это могло быть и не так, и я от души надеялся, что там это не так! И я, и все мы могли только надеяться, что не лезем в ловушку, – ведь если земляне приготовили нам встречу, приготовили ее основательно, как они это умеют, то вряд ли кто-нибудь из нас имел шанс на спасение. Даже несмотря на «темпо». Но какой смысл спасаться? Отсрочить свою гибель, чтобы и дальше гнить в джунглях, голодать и прятаться, дожидаясь, когда земляне дожмут, додавят, добьют нас?

Как говорил Фигаро, люди вольны выбирать только между глупостью и безумством. Вне всякого сомнения, наша операция граничила с безумством, если только не переходила эту границу.

Зато она не была глупостью. Глупостью, и к тому же непростительной, был бы только отказ от проведения операции. Кто использует единственный шанс, тот игрок. Кто не использует – дурак. Очень просто и понятно.