Ребята из УГРО

— Смотрите, девочки, а ведь наш Пинкертон еще и джентльмен! — радостно воскликнула Катя.

Саша никак не мог понять, зачем его пригласили и что здесь за торжество, чувствовал себя неуютно, но держался невозмутимо.

Из соседней комнаты вышел очень крупный, плотный парень в серой рубашке с ярким галстуком, он довольно долго и дружелюбно рассматривал Сашу через очки, чуть отставляя их от глаз. «Почти как лорнет», — усмехнулся про себя Саша. Наконец парень протянул ему большую лапу с коротко стриженными ногтями.

— Местный эскулап Петр Примакин. Между прочим, хирург… А к тому же известен как жених хозяйки дома. Примечай.

— А мне аппендикс уже вырезали, — с серьезной миной ответил Саша.

— Жаль, — вздохнул парень. — А я уже с удовольствием представил его на своей ладони.

— Только без лишнего натурализма, — прекратила пикировку Катя. — Да вы, Александр, его не слушайте. Врачи, как известно, не стесняются в выражениях.

— Я пытаюсь отгадать, что мы празднуем? — обратился Дорохов к окружающим.

— И не пытайтесь, — ответила толстенькая, краснощекая девушка.

— День рождения?

— А вот и нет.

— Помолвка?

— Это все впереди, — вздохнул хирург.

— Именины?

— Отгадать, Саша, невозможно, — очень серьезно сказала Катя. — Мы с Петей уезжаем.

— Куда же? — удивился Саша.

— Далеко отсюда… Поближе к западным границам. Вы же знаете, в армии нужны врачи.

Все примолкли и посерьезнели. Однако никто не мог предположить, что врачи там потребуются совсем скоро, менее чем через год… Много, очень много врачей, и не только врачей…

А сейчас летели пробки от шампанского, все смеялись, выяснилось, что шампанское пробовали только в Новом году, а вот так, запросто, его не пили. Потребовали завести и пластинку под стать — «Брызги шампанского», а потом дочь Утесова Эдит пела про делового пожарного…

Катя хотела сменить пластинку и спохватилась:

— А где же мой портрет?

Саша вытащил из чемоданчика свое произведение и протянул девушке. С плотной глянцевой бумаги смотрела красивая, нежная, с мягкой полуулыбкой и с чуть намеченными ямочками на щеках девушка, весьма отдаленно напоминающая ее — Катю Субботину.

— Петр, посмотри, что он сделал с моей физиономией.

Хирург надел очки, взглянул на карточку, потом на Дорохова.

— Да ты, брат-сыщик, шутник и мастер. Превратил Катю в мадам Ле Дантю, то бишь Ивашову. Удивительно. Очень похожа на миниатюру Бестужева. Да-а, здесь когда-то эта француженка скрасила жизнь декабриста Ивашова.

Дорохов скромно промолчал. Теперь-то уж о декабристах он знал многое. А Петр передал карточку девушке, сидевшей рядом, и продолжал:

— Вы, конечно, знаете, что сто десять лет назад в Петровском заводе появились удивительные женщины. Их привезли из Читы вместе с мужьями-декабристами. Они пренебрегли высоким положением в свете, добровольно разделили участь своих супругов. Княгини Волконская, Трубецкая, да и другие приехали в эти тогда глухие края. Среди этих женщин была и француженка Ле Дантю. Помнишь, я тебе говорил, — обратился он к своей невесте, — что ты чем-то на нее похожа? И твой сыщик тоже уловил сходство.

Дорохов разлил остатки вина, поднял стакан:

— Конечно, Камилла Ле Дантю, графиня Чернышева, Полина Гебль и другие прекрасные женщины достойны вечного признания и уважения. Но я предлагаю тост за наших девушек.

— В верности и самоотверженности которые никому не уступят, — подхватил Петр…

ВОЙНА

Третий день Дорохов жил на заимке у старого лесника. Просыпался до свету, седлал злого гнедого мерина и по холодку отправлялся в тайгу. Когда солнце поднималось высоко и начинало припекать, одолевал гнус, он выбирал распадок с ключом и где-нибудь на юру, где даже в безветрие дул ветерок, разгонявший мошку и комаров, останавливался и первым делом разводил дымокур. Стреноженный мерин сразу же подходил к костру с подветренной стороны и мордой лез в самую струю едкого желтоватого дыма. Лошадь одолевали пауты.

Дорохов набирал в котелок воды, пристраивал его на огонь и потом, прихлебывая чай, думал свои невеселые думы.