Открываю рот, чтобы ответить ему, как со стороны коляски слышатся кряхтение и возня. Мы с Никитой замираем и медленно поворачиваем головы в ту сторону. Алиска начинает дрыгать ногами, пытаясь избавиться от пледа. Спустя пару секунд раздаются первые звуки, напоминающие жалобный плач, от которых моё материнское сердце вмиг скручивается в тревожный спазм, и, чтобы его унять, мне нужно успокоить мою малышку.
– Отпусти. Она меня зовёт.
– Что с ней? – хрипло говорит Ник, вдруг меняясь в лице.
Оно становится обеспокоенным и бледным.
– С ней всё хорошо?
– Она просто проснулась и испугалась. К ней нужно подойти.
Никита отпускает меня и, к моему удивлению, первый идёт в сторону коляски. Замирает рядом, словно собирается с духом, и опускается на корточки.
– Эй, малышка, мы здесь, – мягко говорит он и дотрагивается до её пальчиков, сжимая в своей огромной ладони её крохотную ручку. – Тсссс.
Дочь перестает плакать, видимо, находится в таком же шоке, как и я.
Торопливо подхожу следом. Заглядываю к Алиске, показывая, что я рядом. Поднимаю спинку коляски, меняя её положение, и хватаюсь за ручку, собираясь поехать в сторону дома.
– Нам надо возвращаться. Она может замерзнуть.
– Я ещё побуду тут, – говорит Ник, выпрямляясь. – Вечером позвоню тебе, и мы договоримся о встрече завтра. Я, ты и она.
Слова Никиты о его матери пульсируют в моём мозгу, но я гоню их прочь. Потом… я подумаю об этом потом.
– Её зовут Алиса, – напоминаю ему и, толкнув коляску вперед, выезжаю в сторону знакомой дороги.
– Я знаю.
14.Глава
Утром понедельника приезжаю в университет раньше, чем планировала, и мне даже удаётся найти сносное место на парковке. Всё потому, что ближайшие три дня, до самого четверга, я полностью свободна от работы и хочу немного расслабиться: просто почувствовать себя студенткой-первокурсницей.
Забираю с заднего сиденья свой рюкзак и с громким хлопком – по-другому двери моей ласточки не закрываются – выхожу на улицу. Октябрь приближается, погода становится промозглой и дождливой, а листьев с деревьев слетает всё больше, они устилают пешеходные дорожки и газоны жëлто-красным ковром. Кутаюсь плотнее в своё тонкое пальто, которое служит мне верой и правдой ещё со времён школы и, закинув рюкзак на спину, шагаю к зданию университета.
Парковка для студентов находится чуть в стороне от основного корпуса и сейчас она полупустая, потому что приехала я действительно рано. Мне осталось переписать ещё несколько конспектов, и я смогу отдать все тетради Кате.
Именно свою старосту я вижу, подходя к ступеням крыльца. Она вышагивает по ним из стороны в сторону, громко разговаривая по телефону:
– Мам, у меня правда всё нормально. Просто насморк. С кем не бывает? Нет, в аудиториях не холодно. Дома тоже. Отопление дали. Да. Нет. Не знаю. Мам, позвони ему сама! Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Я останавливаюсь недалеко от неё, обозначая свое присутствие лёгким покашливанием. Катя поворачивается на пятках и улыбается, смотря на меня, кивает на телефон и закатывает глаза, показывая мне на пальцах, что она скоро освободится. Катя очень хорошенькая. Она похожа на фарфоровую статуэтку, купленную где-нибудь в Париже. Кожа бледная, с нежным персиковым румянцем на щеках, волосы русые, не тронутые краской, волнами лежат на тонких плечах. На голове у девушки причудливо устроился бежевый берет, который она нервно поправляет, разговаривая с собственной матерью.
– Доброе утро! – Отключив телефон, Катя убирает его в сумку и подходит ко мне.
– Привет.
– Извини, что я так долго. Родители в разводе, и мама каждое утро звонит проверить, как я выживаю с отцом, – вздохнув, говорит девушка и стаскивает с волос берет, почесывая лоб.
– Ты выбрала жить с папой? – осторожно спрашиваю я, не зная, стоит ли говорить с ней на эту тему.
– Я не выбирала, – пожав плечами, произносит Катя, задумчиво комкая в руках свой головной убор. – Как выходные провела?
– Лучше не спрашивай, – бормочу в ответ, вспоминая последние два дня своей жизни.
Никита Волков вернулся в неё как ураган, разрушая всё на своём пути.
– Надеюсь, было весело. Мы с отцом ездили в загородный клуб его друзей. Где из моих ровесников были только официанты. Сама понимаешь, с ними особо не поговоришь. Поэтому, кажется, у меня нехватка общения и словесный понос. Ты сразу меня тормози, если что не так, – робко улыбается девушка.
– Всё нормально. Я работала на выходных.
Мы вместе делаем шаг в сторону высоких дубовых дверей центрального корпуса и смеёмся. Она пропускает меня вперёд. Оказавшись в теплом холле, мы быстро сдаём вещи в гардероб и идём на второй этаж, где расположены библиотека и читательный зал.
– Столовая ещё не работает? – с тоской смотрю на вывеску “закрыто”.
Сегодня утром у меня не было возможности выпить свой спасительный кофе. Я проспала, потому что вчера вечером напилась под присмотром бабушки настойки пустырника. Разговор с Волковым и его претензии выбили меня из привычного спокойного состояния. Я перенервничала и получила мигрень.