Реальность мифов

Холодное влечение к женщинам и острым ощущениям долго заполняло жизнь Аббаса Хилми почти целиком, и, возможно, она не сложилась бы столь трагически, если бы не странная тяга к справедливости, которой он не мог, да и не желал противиться. Он возненавидел Насера после того, как ему пришлось сжигать напалмом длиннобородых йеменских кочевников, примитивных детей пустыни, сохранивших верность своему королю и объявивших джихад египетским оккупантам.

Душевная небрежность Хилми, его безразличие к чужому мнению и обостренная чувственность симпатий у офицерской элиты не вызывали. А тут еще пошли слухи о его неблагонадежности. Один выговор за длинный язык. Затем второй. А потом Хилми резко пошел на понижение. Его сделали инструктором в летной школе, и летать он стал не на «МИГе», а на тренировочном «ЯКе».

На нем капитан Аббас Хилми и перелетел в начале 1964 года в Израиль. Это было одно из тех событий, которые никогда не проходят. Они не только меняют всю жизнь, но и сопровождают ее до последней черты.

Амит вспомнил, какое раздражение вызвал у него этот египтянин из-за того, что прилетел на стареньком «ЯКе», не представлявшем для Израиля никакого интереса. Тем не менее Амит позаботился о том, чтобы Хилми был принят с особой теплотой. Полученная информация о египетских ВВС оказалась бесценной для аналитиков Мосада. К тому же этот капитан публично осудил египетскую интервенцию в Йемене, а сотрудники арабского отдела израильского радиовещания сделали с ним несколько часовых передач, побивших по рейтингу все рекорды.

Помнил Амит и свои беседы с этим внешне спокойным немногословным человеком. Хилми скептически оценивал шансы Израиля на выживание во враждебном арабском окружении.

— Вы, — сказал он, — пренебрегаете своей многовековой уникальностью во имя фантазии и химеры и хотите укорениться на земле, которая вот уже две тысячи лет вам не принадлежит.

Упрямый гордый араб получил щедрую награду и хорошую работу. Стал экспертом по арабским ВВС в одном из отделов Мосада. Но Хилми не хотел жить в еврейском государстве. Он решил переселиться в Аргентину и начать там новую жизнь. Мосад снабдил его документами, инструкциями и деньгами, дал адрес фирмы, где новому иммигранту предстояло работать.

Его путь к гибели начался с того, что он отправил открытку матери в Каир, перехваченную египетской контрразведкой. Дальнейшее было делом техники.

В Буэнос-Айресе Хилми затосковал, пристрастился к алкоголю. Он возненавидел поглотивший его огромный чужой город. Вечера проводил в баре под вывеской, пульсирующей алым светом. Шел однажды по темному кривому переулку и вдруг увидел алое мерцание.

Народу в баре было немного. Тихая музыка не раздражала. Похожий на робота бармен — араб из Кувейта — налил ему порцию виски. С тех пор он и зачастил сюда в нарушение полученных инструкций.

Однажды в этот бар случайно забрела красивая женщина, села на высокий табурет напротив бармена и заговорила с ним по-арабски. Выяснилось, что это египтянка, работающая по найму в одной из местных торговых фирм.

Поздно ночью она пригласила Хилми к себе. Уже в такси он почуял опасность, но не смог преодолеть странной инерции, не позволяющей людям останавливаться, когда принято важное, пусть даже заведомо неправильное решение. На квартире этой женщины и взяли Хилми агенты египетской разведки, оказавшиеся на сей раз на уровне поставленной задачи.

Через египетское посольство в деревянном ящике его переправили в Египет. Последний месяц жизни этого человека был страшен. Его пытали. Казнь его запечатлела видеокассета, которую прокручивали потом всем египетским летчикам.

— Он любил чувственные удовольствия и погиб из-за женщины, которая этого не стоила, — сказал Меир Амит. — А вообще-то ты, Эзер, прав. Командующему ВВС нужен «МИГ-21»? Значит, надо его достать. На то я и начальник Мосада.

* * *

Лениво накрапывал осенний дождик, был уже вечер, когда у здания израильского посольства в Париже остановился человек. Он несколько секунд помедлил, прежде чем нажал кнопку звонка у железных ворот. Огляделся — не следит ли кто за ним, — но улица была пустынной.

Ворота открылись.

— Сейчас приема нет, — сказал охранник, оглядывая его очень внимательными и очень спокойными глазами.

— У меня срочное дело к военному атташе, — сказал посетитель на плохом английском.

— Его нет. Приходите завтра утром.

— А кто есть? Завтра я не смогу прийти.

Охранник хотел захлопнуть ворота, но что-то в голосе назойливого посетителя его остановило.

— Сейчас здесь только второй секретарь посольства.

— Хорошо, проводите меня к нему.

Второй секретарь принял посетителя в своем кабинете, где стол, для солидности, был завален всякими бумагами. Несколько секунд помолчал, бесцеремонно рассматривая гостя. Предложил сесть, но тот остался стоять. Это был человек лет сорока пяти, с аккуратными усиками и темными глазами, в которых где-то глубоко затаилось выражение смутного беспокойства.

Посетитель сразу перешел к делу: