Реальность мифов

Ерофееву удалось, и это стало его проклятием. Автор «Москва — Петушки» превратился в его злейшего врага — в этом смысле Левин был прав. Венедикт Ерофеев разработал одну-единственную идею — но она вместила в себя все остальные. Написанная им вещь оказалось настолько совершенной, что в дальнейшем обрекала его только на подражание самому себе. Венедикт еще пробовал бороться с этим наваждением — менял жанры, и даже не без успеха, но пора уже признать, что в литературе он останется только как автор гениальной поэмы.

* * *

Слава Ерофеева все растет — хотя, казалось бы, куда уж больше. «Москва — Петушки», превращенные в пьесу, не сходят со сцены. Критики с похвальным усердием трудятся в «ерофеевских копях».

Хуже обстоит дело с мемуарным жанром. Лучшие воспоминания о Венедикте принадлежат Лене Игнатовой. А ведь не так уж много лет отделяют нас от Ерофеева живого. Живы еще люди, его знавшие, — ерофеевские друзья-собутыльники. Казалось, им бы и карты в руки, и большое плавание. Но вряд ли мы дождемся от них чего-то существенного.

Рассказать о Веничке… Кому вообще такая задача по плечу? К тому же Санчо Пансы не пишут воспоминаний о Дон Кихотах… Кстати, в отличие от героя великой книги Сервантеса, у Венедикта Ерофеева было двое оруженосцев, сопровождавших его на своих прагматичных осликах.

Вадим Тихонов и Игорь Авдиев. Обоих обессмертил Веничка, сделав персонажами своего шедевра. Оба были его закадычными приятелями. Вадим Тихонов — тот самый «первенец», которому Венедикт посвятил свою поэму. И было за что. Вот как сам Веничка описал свое знакомство с Вадей:

«Во Владимире мне сказали: „Ерофеев, больше вы не жилец в общежитии“. И приходит абсолютно незнакомый человек и говорит: „Ерофейчик. Ты Ерофейчик?“ Я говорю: „Как то есть Ерофейчик?“ — „Нет, я спрашиваю: ты Ерофейчик?“ Я говорю: „Ну, допустим, Ерофейчик“. — „Значит, ты Ерофейчик?“ Я говорю: „Ну, в конце концов, Ерофейчик“. — „Прошу покорно в мою квартиру. Она без вас пустует. Я предоставляю вам политическое убежище“».

Последнее место Вадиной службы — смотритель на сельском кладбище.

Игорь Авдиев — личность не менее колоритная.

Оба еще живы, но вряд ли возьмутся за перо из-за подорванного по известной причине здоровья. Но их устные рассказы, записанные корреспондентом «Комсомольской правды», — свидетельства настолько ценные, что забвения не заслуживают. Привожу несколько отрывков для полноты картины.

Рассказывает Вадим Тихонов:

«Как-то то я Веничку от смерти спас. Это была удивительная история. Он любил одну женщину в Орехово-Зуево — совершенно до безумия. Но это не мешало ему ходить к другой — он ее туда аж из Владимира привез. Веничка разрывался надвое: то к ореховской, то к владимирской. Первой говорил: „Не серчай, дурочка. Ну раз она ко мне приехала, я же должен с ней повидаться“. А той объяснял совсем по-другому: „Я же не к ней приехал, а к тебе, но мне и с ней тоже посидеть надо“. Это Юлия Р. Была такая. Строгая и неприступная комсомольская богиня. Однажды в пылу ревности она схватила ружье и пальнула в Ерофеева. Слава Богу, заряд оказался холостым, а то бы нашему Веничке тяжко пришлось. Ружье я выхватил. Смотрю, мой Ерофеич лежит на земле белый как снег. „Ничего, — говорю, — успокойся. Сейчас пойдем ворон стрелять“.

Веничка не мыслил своего существования без женщин. Они его безумно любили и всегда стояли перед ним на коленях. Ну, как у Пушкина…

Ерофеев умер, и я остался „вторым алкоголиком на Руси“. Первым был Веничка…»

А вот из рассказов Игоря Авдиева, он же Черноусый. Веничка сделал его министром обороны Петушинской республики:

«Выпивка была для него работой. Он так говорил: „Человек отличается от животного тем, что пьет водку. От выпивки человеческое тело становится дряблым, а душа твердой“. Когда выпить было нечего, мы изобретали коктейли. О них Веничка в поэме написал. Все составляющие компоненты перепробовали. Однажды даже какое-то германское средство на синтетической основе пили. У Венички начались такие страшные почечные колики, что он, бедняга, по полу катался. Я его спрашиваю: „Тебе действительно совсем плохо?“ А он говорит: „„В месяце чудесном мае распустились почки“. Помнишь, как у Гейне?“

Сохранить остроумие, когда испытываешь такие муки, мог только Ерофеев…

Он угас ранним утром 11 мая 1990 года в пустой больнице (праздники были). Я собрал его вещи, взял ботинки и отправился в морг — переодевать Веничку. Он похоронен на Новокунцевском кладбище. Каждый год мы ходим на его скромную могилку. Вспоминаем, пьем портвейн. А над кладбищем в это время тихо и незримо пролетают Веничкины Ангелы…»

* * *

В том же «чудесном мае» 1990 года пришла в больницу к умирающему Венедикту Ира Якир. Он уже не реагировал на исчезающий этот мир. У изголовья стояла его сестра, монотонно повторявшая: «Веня, Веня, нашего папу реабилитировали. Ты слышишь, Веня?»

Но Веня не слышал. И не мог оценить трагический комизм чисто ерофеевской ситуации. Умирающему сыну сообщают о посмертной реабилитации отца, сгинувшего в сталинском застенке много лет назад…