Подбадривая самих себя лихим разбойничьим гиканьем, мы вдвоём впервые вытолкали нового тяжёлого «Кузнечика» по скользкой, раскисшей дорожке к точке старта. Некоторое время я пытался отговорить Ник-Ника от полёта. Мол, сам справлюсь, зачем нам рисковать вдвоём. Я-то пилот, и один мог рисковать. Но не смог его уговорить. И около семи вечера, больше не тратя на спор времени, мы сели в кабину, показавшуюся сразу маленькой и очень тесной, и пристегнулись. Авдеев подсмеивался: «Машинка, Антон, японская. Водитель – справа, пассажир – слева». Мне для управления нужна была не стеснённая правая рука. Правда, и справа мне мешал расположенный вплотную блистер выпуклой крышки кабины.
Аккумуляторы заряжены до предела. Система жизнеобеспечения, о которой пришлось позаботится, заправлена воздухом и поглотителем, которых нам должно хватить на целый час, или три таких пробных полёта. Главное было поднять машину в воздух, не потеряв устойчивость, и после удачно вернуться. Мы проверяем герметичность, управляемость всеми излучателями, я фиксирую в системе ориентации своё положение…
Сам старт произвёл потрясающее впечатление, аппарат легко и непринуждённо оторвался от земли мы поднялись почти над кронами деревьев и, повисев так немного опустились. Если честно, мы такого успеха не ожидали. И тут же, недолго переговорив, решили продолжить. Заряд аккумуляторов мы не использовали и на один процент. Я движок мощности передвинул с двенадцати до семидесяти процентов. «Кузнечик» быстро, практически, за секунды выскользнул за облака. И разогнался при этом до какой-то бешеной скорости. Я тогда ещё сравнил наш экипаж с ракетой. А мой пассажир Авдеев сравнил нас с пришельцами на летающем блюдце.
Но с обтекаемостью у нас всё же проблемы. Ускорение, с набором скорости всё падало. При этом судно наше стало заметно потрясывать, а стекло кабины ощутимо нагрелось. И стало разогревать воздух в кабине. Именно из-за этого и полёт пришлось прервать прежде, чем мы достигли границы воздушного терминатора, где возможно было увидеть зашедшее за горизонт солнце. Я мощность убрал до нижнего предела и у нас в кабине на какое-то время всё перевернулось… Ноутбук чуть не выскользнул из моих рук, и мы с Авдеевым, стремясь вылететь в небо, повисли на привязных ремнях. Инерция. Но это всё длилось секунды, тормозящее встречное усилие создавалось сопротивлением воздуха.
Потом мы вернулись снова под облака. Тут уже я не пытался вернуться в точку старта. Под нами была ночная земля без признаков координатной сетки, да и камеры нижнего обзора у нас не было, поэтому снизились к поверхности мы километрах в десяти от нашего полигона в безлюдном месте речной поймы, в районе Казённой Заимки, и опустив аппарат на песок и откинув горячий фонарь, долго хохотали, не в состоянии что-либо сказать. Я хотел поздравить Ник-Ника, но он не дал мне даже открыть рта: «Потом!».
Испытывая горизонтальное маневрирование, обратно мы возвращались, скользя почти над самой поверхностью воды. Достаточно легко двигались, следуя сперва над руслом реки, а после над извивающимися речными рукавами в районе нашего садоводства. Я, опасаясь нас утопить, контролировал наше положение в пространстве и не мог отвлечься, Авдеев, играл роль штурмана, определяя, куда нам надо двигаться. Наш «Кузнечик» в полёте был послушен и чувствителен как живое существо. Это результат обкатки программы на беспилотном первом «Кузнечике». Как сказал Авдеев, этот аппарат и создан был, чтобы летать у поверхности. При горизонтальном полёте, он откликался на малейшее движение джойстика и притом был железобетонно устойчив. Как лодка, плывущая по воде, ни разу не изменил высоты зависания.
– Надеюсь, сегодня никто не заметил неопознанный летающий объект с двумя пришельцами. – серьёзно сказал Ник-Ник.
Программа максимум на сегодня была выполнена. До этого дня нам никогда не удавалось так удачно выполнить всё запланированное на день. Обязательно что-нибудь шло не так. Поэтому, дотянув наше сокровище до коттеджного гаража по окончательно раскисшей от дождя тропе, мы организовали по этому поводу почти праздничное застолье. Банкет. Полуночный мальчишник. Из авдеевских тайных припасов был извлечён удивительный ирландский ликёр, свежезасоленная красная икра, из которой мы сделали, тщательно намазав её на смачные ломтики белого хлеба, великолепное канапе, с зубочистками вместо шпажек. На столе также появились консервированные с овощами мидии и удивительно сладкая, печёная, как у Штирлица, в каминных углях, картошка. Была также музыка из древнего, абсолютно лишённого всякой электроники, механического музыкального ящика, который недавно отыскался среди старья в сарае. И для нас в тот вечер с потрескиванием пел Вертинский про улетающую и тающую печаль.
Вероятно, Авдеев к этому дню всё-таки подготовился заранее. Вообще, мне тогда сдавалось, он предвидел всё. Или, почти всё. Что бы нам ни понадобилось вдруг, он с лёгкостью, как фокусник из шляпы, извлекал это из своих казавшихся необъятными припасов.