Посидев под окном еще минут пять и ничего не услышав, Зорин решил действовать. Чуть приоткрыв дверь стволом автомата, он снова прислушался. Затем, открыв дверь еще шире, быстро проскользнул внутрь. И тут же поплатился за свою расторопность. Под ногами противно заскрипели половицы, звук разнесся, казалось, на всю округу. Дмитрий весь сжался и скривился, как от зубной боли. Постояв так с минуту, он понял, что на звук никто выходить не собирается. Осмелев, выпрямился и огляделся. Признаки того, что в доме кто-то жил, присутствовали везде. Пол был более-менее чистым, на столе стояли тарелки с едой, кровать была смята, как будто с нее только что встали. Дима, стараясь, тем не менее, больше не шуметь, направился дальше. В дальнем углу стояли предметы утвари и инструменты – ухват, вилы, грабли. Все – ржавое и в крайне плачевном состоянии. Что-то беспокоило его, что-то на краю сознания, что он никак не мог уловить. Зорин обернулся и еще раз оглядел комнату. Через секунду он понял, что это было, и его сердце, неприятно ухнув, упало в район мочевого пузыря. Из тарелок шел еле заметный пар.
За спиной скрипнул пол. Дима резко обернулся и увидел стремительно летящий топор. Мир сначала вспыхнул яркими красками, а потом наступила темнота.
Возвращение сознания было мучительным и сопровождалось противной тошнотой и головной болью. Зорин шевельнулся и застонал от нахлынувшей дурноты. Все же, несмотря на это, он ощутил, что противогаза, как и капюшона, у него на голове не было.
– Опачки! А кто у нас очнулся?
Голос, раздавшийся за спиной, был тонким и слащавым до отвращения. Говоривший приблизился сзади к Дмитрию и издевательски пропищал:
– С добрым утречком.
Диму обдало ужасным смрадом давно не чищенных гнилых зубов, за шиворот упала и побежала по шее липкая капля. Незнакомец тем временем не унимался.
– Как здоровьице? Головка не бо-бо? Ну, ты уж прости, ежли что. Тебе что, не говорили, что в чужой дом без приглашения входить некультурно? Тебя ж не приглашали. Ну, ничего, мы таким, как ты, всегда рады.
Зорин тем временем с трудом приоткрыл один глаз и осмотрелся. Он сидел на инвалидной коляске, колеса которой он принял за велосипедные. Руки его было неудобно выгнуты и крепко связаны за спинкой кресла, а ноги примотаны к железной раме. Освободиться не было никакой возможности. Рядом, на такой же коляске и в такой же позе, сидел Егор. Голова его была покрыта коркой запекшейся крови. Левый глаз заплыл. Во рту, для надежности примотанный грязной тряпкой, торчал кляп. Видимо, пока Дима был в отключке, его друг успел достать своими разговорами «гостеприимных» хозяев.
За спиной Зорина послышался шорох одежды, и в поле зрения вошел хозяин того самого противного голоса. Возраст мужика определить было трудно из-за густой спутанной растительности на лице. Грязный засаленный ватник мешком висел на тщедушном теле. На ногах были камуфляжные штаны и кое-где протертые валенки. Влажные отвисшие губы постоянно находились в движении, словно что – то пережевывая, периодически открывая на обозрение гнилые пеньки зубов. Глаза на чумазом лице светились нездоровым блеском и непонятным восторгом. Идущий от мужика запах пота, давно не мытых ног и прогорклого жира довершал картину. Мужик, заметив Димину реакцию, радостно ощерился:
– Что, не нравлюсь? Ну, дык ничего. Я ведь и не должен тебе нравиться, тебе ж меня не есть. – И он разразился писклявым хохотом, словно над очень удачной шуткой. Его пробрало так, что он был вынужден опереться о край стола, вытирая грязным рукавом бегущие слезы. Зорин, не понимая причины столь бурного веселья, терпеливо ждал его окончания. Егор что-то мычал сквозь тряпку. Просмеявшись, мужик еще раз утерся рукавом и посмотрел на Дмитрия.
– Ну, рассмешил так рассмешил! – проговорил он, как будто это сам Зорин что-то сказал. – Веселый ты человек, я смотрю. Давай знакомиться. Меня зовут Иван Аркадьевич, для тебя – просто Аркадьич. А тебя как зовут? Чего молчишь? Али разговаривать не хочешь?
– Руки развяжи для начала, – мрачно проговорил Дима.
– А вот это нет. – Хозяин виновато развел руки в стороны. – Это я сделать ну никак не могу. Сдается мне, что ты, мил человек, драться полезешь. А это мне абсолютно не нужно. Так что посиди так.
– Что, вообще не развяжешь?
– Почему не развяжу? Развяжу. Потом.
Зорин поерзал в кресле и огляделся повнимательнее. Их вещей нигде не наблюдалось.
В избе стало значительно теплее. В углу трещала затопленная печка. По комнате разносился запах чего-то съестного. Мужик тем временем суетился по дому, разведя бурную деятельность. Смахнув не очень чистой тряпкой мусор со стола, он начал выставлять на него деревянные тарелки, предварительно вытирая их все той же тряпкой, что в условиях общей антисанитарии выглядело, по крайней мере, глупо и неуместно. Дима насчитал шесть «приборов».
– У тебя сегодня чего, прием, что ли? – поинтересовался он.