Поняв, что она не собирается сворачивать, я отчаянно закричала: «Мама! Осторожно! Ты идешь прямо в разбитое окно! Ты упадешь! Мама!». Но она не слышала меня. Если бы при взрыве уцелел подоконник, может, он бы удержал ее. Но подоконник снесло начисто, и в стене зияла дыра, за которой была пропасть. Она шла в эту дыру, а я смотрела на это, не в силах что-либо сделать. В последний момент она словно почувствовала что-то неладное и остановилась. Ветер трепал остатки сгоревших волос. Они повертела головой и спросила: «Тошка?». И сделала шаг вперед. Она исчезла мгновенно, я даже крика никакого не слышала. Зато кричала я. Кричала, как только могла, вместо голосовых связок разрывая свой мозг.
Потом пришел отец. Он выглядел так же, как и мама, но разум потерял, видно, полностью. Он молча шел по комнате, пока не уперся лбом в стену. Здесь он стал орать в голос, царапая головешками пальцев стену, сдирая ногти и плоть. Он орал и орал, орал и орал. Похоже, это тянулось несколько часов. Я думала, что сойду с ума, хотя казалось, что я пережила уже все. Мне пришлось на все это смотреть, ведь я не могла ни отвернуться, ни закрыть глаза. Под конец я уже молила его: «Заткнись! Ради бога, заткнись!». Наконец, он затих, осев на пол. Прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что он мертв.
Последней в комнату вошла бабушка. В отличие от родителей, она почти не пострадала. По крайней мере, глаза и рот у нее были на месте. Она подошла ко мне и долго глядела на меня. Я обрадовалась, что, наконец-то, со мной рядом будет родной, знакомый человек. А бабушка достала из-за спины топор, который всегда лежал у нас в кладовке. Она подняла его над головой. Я не понимала, что она собирается сделать, а она все стояла и стояла надо мной. А когда я поняла, то даже обрадовалась. Наконец закончатся мои мучения. Я мысленно молила ее: «Давай! Ну, давай! Бей!», а она все стояла. Затем лицо ее задрожало, и она заплакала. Бросила топор на пол и отошла. У нее не хватило духа покончить со мной. Я почти разозлилась на нее за эту слабость, так как начала понимать, что меня ждет. А она взяла чудом уцелевший стул, поставила его у пролома в стене, куда упала мама, и села, глядя вперед. Больше она не поворачивалась ко мне. Когда ее тело обмякло на стуле, я поняла, что умерла и она.
Для меня началось самое страшное. Радиация, жар и ветер делали свое дело. Все мое тело горело, болело и чесалось. Я уже несколько раз обмочилась и обделалась под себя. Раньше родители капали мне в глаза специальную слезную жидкость, так как моргать сама я не могла. Теперь это делать было некому, и мои глаза жгло, как каленым железом. Зрение замутилось, и я с трудом различала предметы вокруг себя. А еще мне все сильнее хотелось пить и есть. Я где-то читала, что при длительном голодании чувство голода и жажды постепенно уменьшается. Это ложь. Не знаю, как у других, у меня эти чувства становились все сильнее и сильнее. Прошел день, потом другой, а эта пытка все продолжалась. Я ждала, когда, наконец, сойду с ума, но безумие так и не приходило. Как назло, соображала я так же ясно, как и до катастрофы. Я уже почти ничего не видела. Передо мной висела сплошная белесая пелена, склеры высохли полностью. Вдыхаемый воздух был сухой, так как рот не увлажнял его.
Свет и тьма сменились пять раз. Все это время незабываемые ощущения нисколько не уменьшались, а даже наоборот. Ко всему прочему еще присоединился запах, но об этом ладно. На короткие промежутки времени я впадала в забытье, как будто о чем-то крепко задумывалась. В эти периоды мне представлялось, что все по-прежнему, и мы с родителями и бабушкой идем в зоопарк на прогулку или играем дома на ковре в «Монополию». Можно сказать, что таким образом я спала. Но чаще мне виделись кошмары.
Однажды я очнулась в своей прежней квартире. Вокруг все было чисто и солнечно. Рядом стояли родители и с любовью и умилением смотрели на меня. Все было по-прежнему, кроме меня. Я все так же лежала в собственных нечистотах, кожа и глаза горели, хотелось пить. Я пыталась показать им, как мне плохо, мысленно кричала: «Пить! Накормите меня! Помойте меня!». Но они только стояли и улыбались. Потом внезапно начали кривляться и, громко смеясь, тыкать в меня пальцами. Я закричала.