Я вздрагиваю, когда холод его магии проникает под мою кожу. Эстебан — единственный вентари, которому я когда-либо позволяла читать меня. Если не знать, чем он занимается, можно легко принять возникающее при этом давление за естественную головную боль. Лично у меня появляется ощущение, словно кто-то залез мне под кожу. Вторжение вызывает панический страх, когда я смотрю на Деза и вспоминаю о наших недавних поцелуях. Пытаюсь дышать глубже. Мне нужно очистить голову, чтобы мысли текли спокойно, как река в безветренный день. Эстебану незачем знать…
— Знать о чём, маленькая разжигательница? — ухмыляется Эстебан.
— О том, что ты заноза в заднице. Хотя ты и так это прекрасно знаешь, — я старательно вспоминаю один случай, когда Эстебан случайно упал в навозную кучу в Анжелесе, отчего на его лицо набегает тень.
— Я же тебе говорил, ты всегда можешь сопротивляться. Показывай мне лишь те воспоминания, которыми желаешь поделиться. Могла бы и попрактиковаться.
Если бы я попыталась, сразу навлекла бы на себя подозрения, чего он и добивается.
— Давай уже поскорее.
Я поднимаю альман на уровень глаз и концентрируюсь на источнике света, пульсирующем внутри камня, как бьющееся сердце. Никто, включая старейшин, не знает, почему только робари могут читать изображения, запечатлённые альманом. Сам по себе камень раньше считался священным, его использовали для возведения храмов и статуй Госпожи теней, божественной матери всех мориа. Когда Пуэрто-Леонес захватил Меморию, многие предания и записи были уничтожены, хотя старейшины пытались сохранить истории, передавая их из уст в уста. Но мы не всегда понимаем, где миф, а где реальность. Десять лет назад, Королевский Гнев разрушил все оставшиеся статуи и храмы до основания, превратив их в пыль. Обломки альмана, которые нам посчастливилось найти, теперь используются для передачи сообщений между шепчущими из разных провинций. Этот камень многое значит для меня.
Линии на моих ладонях загораются, как если бы я собиралась забрать воспоминание у человека. Но в отличие от вторжения в сознание людей, изображения в камне светятся ярким белым светом по краям и сами по себе настолько сияющие, словно их освещает солнце, независимо от того, где и когда происходило запечатлённое действие. Звук же приглушённый, как будто доносится через стекло. Лес вокруг меня исчезает, остаётся лишь тепло магии Эстебана. И последнее, что я слышу — скрип его пера.