Она хихикает, заметив мой пристальный взгляд на тонкую флягу с агуадульсе. Хоть напиток и получается из стеблей сахарного тростника, широко распространённого в южной провинции, но в этом чистом ликёре нет ничего сладкого. Некогда Дез вылил его на открытый порез на моей ноге прямо перед тем, как вытащить оттуда толстый осколок стекла. После этого я не могла ходить неделями, а запах этого пойла ещё долго не давал мне покоя.
Саида ласково улыбается.
— Что произошло? Ты никогда раньше так не реагировала на огонь.
Саиде не нужно использовать свой дар персуари, чтобы повлиять на моё настроение. В ней есть нечто такое, что побуждает меня поделиться всеми своими секретами. Даже теми, которые я не решусь озвучить Дезу.
— Ой, да сущий пустяк. Просто вспомнила кое-что из детства.
Она удивлённо приподнимает свои густые брови.
— Так это же хорошо. Ты ничего не могла извлечь из Серости с тех пор, как тебя спасли из дворца, верно?
Я убираю волосы назад и смотрю на траву, пока Саида промывает рану и обтирает кожу вокруг.
— Мы с Илланом пытались вытащить что-нибудь из воспоминаний того времени, когда я была с Королевским Правосудием. Что-нибудь, что можно было использовать против них. Но у нас ничего не получилось. Он считает, что я отделила свои воспоминания, чтобы спасти свой разум. Создала Серость, чтобы хранить там все воспоминания того времени. Другие старейшины полагают, что Серость — это побочный эффект. Точнее, наказание тем робари, которые опустошают других людей. Видимо, я это заслужила.
— Не говори так, Рен, — Саида хмурится и прижимает сухую ткань к горлышку фляги. Я готовлюсь к тому, что сейчас будет жечь. — У каждого из нас есть тёмные пятна в прошлом. Богиня говорит, что мы все заслуживаем прощения.
— Я не заслужила прощения только потому, что забыла первые девять лет своей жизни.
— А как же всё то, что ты сделала с тех пор? — шепчет она и прикладывает ткань к ране.
Перед глазами появляются красные вспышки, и я едва успеваю подавить крик. Не хочу, чтобы Марго с Эстебаном услышали и снова сочли меня слабой.
— Сейчас постарайся не двигаться, — Саида ждёт, когда я возьму себя в руки, а затем вставляет нитку в иголку. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание, когда тонкий металл пронзает кожу, а за ним следует шёлковая нить.
Моё дыхание прерывистое и тяжёлое. Ноющая боль пульсирует в висках. Нужно держать Серость под контролем. Старейшины считают, что там может хранится нечто такое, что поможет переломить всю ситуацию в противостоянии мориа и короля. Но глубоко в душе я подозреваю, что занятия с Илланом не помогли, потому что я не хочу возвращения этих воспоминаний.
В отличие от других шепчущих, я провела часть детства во дворце, но не в качестве заключённой, а как гостья короля и Правосудия. Или скорее домашний зверёк. Десять лет назад Правосудие начало разыскивать детей с даром робари по всему королевству, чтобы использовать их как оружие. И хотя нас было мало — робари редкий, но не вымерший вид, — я не помню никого из них. Может быть, они были старше и смогли отказаться выполнять задания Правосудия, а затем были казнены за сопротивление. В отличие от меня.
Меня заприметил судья Мендес. Он выделил для меня покои во дворце и приносил подносы с разными деликатесами на выбор. Утверждал, что моя способность забирать воспоминания самая могущественная из всех, что он когда-либо видел. Тогда я ещё не знала, что не могу возвращать их обратно. Или что могу украсть слишком много. Ведь когда я заканчивала — забирала все воспоминания до единого, — от человека оставалась одна лишь тень.
Я не знала, что была главным орудием Правосудия в первые месяцы Королевского Гнева, когда тысячи мориа — включая моих родителей, как я потом узнала — были убиты за использование магии против короля и жителей Пуэрто-Леонеса.
— Вот так, — Саида заканчивает работу и напоследок наносит травяную мазь, которая охлаждает мою горящую кожу. Она улыбается, осматривая результат своих трудов. — Теперь ты должна продержаться до Анжелеса.
— Если мы доберёмся до туда, — бормочет Эстебан, выхватывая флягу из руки Саиды, прежде чем она успевает её убрать.
— Какой ты оптимист! В тебе настолько мало веры, что я смогу вернуть тебя домой? — в голосе Деза звучит веселье, но я слышу вызов, стоящий за этим вопросом.
— Тебе я доверяю свою жизнь, Дез. Но меня беспокоит, что последствия ошибки этой мусорщицы ещё нас нагонят, — Эстебан проводит рукой по своим жёстким вьющимся волосам.
— Так уж получилось, что эта мусорщица — единственная во всём Анжелесе, кто может прочитать камень альман, — произносит Дез со сталью в голосе, — Если только ты не открыл в себе неизвестные мне таланты.
— Если ты называешь проклятие талантом.