Читаем Разворот полем симметрии полностью

«Узкие, как зауженность горла, проемы».

5. «Отнимая в уме эти попытки, больную скорость чтения, дикую скорость рук среди белеющей хватки материала, не стоило делать ни одного поворота, говорить что-либо, что-либо вообще просить писать».

6. «Останется ли то, что написано, будет ли сообщено, будучи оставлено, забыто; забыв, я сообщу: вспомни поверхность, как слабость моего голоса, этого голоса, когда здесь так мало света».

7. «Когда здесь не было совсем ничего – ни нас, вымеряющих расстояния от тела, ни лица, ухваченного синтезом кадра и рассуждением, прежде, о нем, ни прежнего затвора, сдергивающего постоянно время съемки, кажется, именно тогда имелось нечто, неподвластное постоянному забыванию, постоянной трагедии мысли».

8. «Не речь, не называние одного третьим, не осторожность гортани, не эхо. Я говорю это так, что одно не становится продолжением другого, что каждое узаконено в собственном отрезке. Т. е. расставляю пробелы в самом приближении».

9. «Так, чтобы вернуться в изначальность всей этой истории, чтобы остаться при появлении безымянного».

<p><emphasis>Идея круга</emphasis></p>А

Счет ламп или переход их одной

продолжительности листа вниз

словаря города и вещей

никто не составлял: его скорость

не есть геометрия. Что тело в надписях, за которыми видна

буквальность

продолжает спираль горла, отражения рта

говорящего: сравнение возможно,

но эта категория света не может иметь имени

Четырех утр меж тем, что должно быть начертано вихрем

но и он не способен иссохнуть

вне наших шагов

ты не можешь не слышать: это не шелест произносимого,

роспуск письма и флаги воды, технотеория пруда и recondite,

книги, забытые на обложке существ

Вещи казались, падали

на растение, выраженное в наброске

Перед тем, как здесь оказалось отражение, говоришь ты.

Пять языков расходились в стороны переворота, над

дымящимся корпусом цветового пятна, свернутого, как стена.

Там, где его нет, ветер несет страницы, листы, обернутые в звук

колебаний стен, пола, ссохшейся земли, покинутой каждым,

каждый из которых – фраза, подпись.

Мы пошли дальше и не видели там лес, не стояли,

рассматривая свои тени, пока прохлада безмыслия завершала

воспоминание о записи, в котором горели сосны, плавился лед,

настойчиво искажалась математика слога, который осаждал

произношение, пока я двигался в рассечении твоих

расплетенных волос, расходившихся волнами вокруг уводящих

горизонт плечей – то было сказанное, не увиденное – мы не

могли говорить, но слова составляли внутреннюю опору моста,

воображаемого перехода с одной пустоши на другую, где

шумовая завеса листвы терялась вдали, пока мы не покидали

страниц c импульсами солнечного массива (она то появлялась

в книге, то становилась дыханием), и я мог заметить,

как закатные декорации постепенно размежаются,

оставляя любовников в состоянии критического надрыва

отчаянно спорить об отрицании: нечто существовало

в доступности падающих лучей, получасовом ветре,

манере закидывать руку.

для Н.

Видишь, и это уже не море,

Сера.

После того, как ночью осталось только пройти до ближайшего

поселения, нельзя было говорить о фигуре сферы, в которой х

мог бы организовать пространство мышления.

Его движения не похожи на обратную перспективу подражания

руинам огня. Боль обжигает нижнюю губу, выполненную

в камне. Запах земли. Словосочетание может быть выброшено

из памяти на кривую любых отражений,

где нет ни одной фразы во времени, отражающей верхний тон.

Они видят себя насквозь, и видеть их значит не повторять

того, что может быть соединением осколков стекла

того, что сжигает грамматику цвета

То, что остается среди трав волн?

В темноте погружающихся под воду пожаров

в створе нет голосов, пока каждый вдох

не шум, имитация растворения

и Резонирующий, выдергивающий изо рта камень

не видит смещения тени. Они смотрят в почву,

и она закрывается

На листах

остаются отметки краски,

переход пепла в дым и тяжелый металл,

но рука не касается плоскости,

на которой лежит колея. Сквозь тела, завернутые

в слой складок

остается видеть холм «Обрушение»,

стягивающий негативы земли.

В одну из теней, где

«непрерывность» не может быть расстоянием

светлого отпечатка на пальце стекла

проходит волна, удаляющаяся с ускорением

расходящегося бесконечного края. Приходится вспоминать

несколько дат,

или утверждений о слоистом устройстве символов диска,

до которых добирается глаз через скрытые руки, хватаясь

за прозрачную ветвь.

В одну из теней дороги

ты вписываешь с одной стороны молчащую фигуру

с оторванным языком, с другой – дыру в надписи,

растворяющей ожидание блокнота. Получая отрезки,

по которым можно высчитать сопротивление масштаба,

чтобы исключить попытку чтения карты.

Выстраивая на одном из темных участков

образы освещения в форме трактата,

смыкая страницы картин, увеличенные сами собой:

Остается просвет

<p><emphasis>Точки расхода</emphasis></p><p><emphasis>0..1</emphasis></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Новая поэзия (Новое литературное обозрение)

Разворот полем симметрии
Разворот полем симметрии

Никита Сафонов (р. 1989) – поэт, критик. Родился в Омске, жил в Рязани. Окончил Санкт-Петербургский горный институт, факультет освоения подземного пространства. Автор книги стихов «Узлы» (2011). Публиковался в журналах «Транслит», «Новое литературное обозрение», «Воздух», на сетевых ресурсах «TextOnly» и «Полутона». Участник фестивалей «Поэтроника» в Москве и Седьмого майского фестиваля новых поэтов. Лауреат Премии Аркадия Драгомощенко (2014). Живет в Санкт-Петербурге.В стихах Никиты Сафонова бросается в глаза их безорудийность – отсутствие не только силлаботонических доспехов, регулярного размера и рифмы, но и «поэтизмов», той суггестивной оснастки, что традиционно отличает поэтический строй от прозаического. Отказываясь от инерции привычных смыслов и типов высказывания, он словно бы разоружает речь в попытке прикоснуться к ее довербальному, асинтаксическому чувствилищу – «белому шуму» слов и вещей.

Никита Игоревич Сафонов

Поэзия

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики