Развороченные черепа

Слезжит рябидии труньга сно –
Коневама усмешки подтишок,
Да замолчите же нечисти ругты –
Глазами выкрасил подол мозга,
Зверями ястребло пьяны гага –
Сквозь солнце плещется моя нога.

Съезжает с кручи костыль средины
Нечаят желтый скачков вихры,
За хвост нырнула игры кладбище
Кобылья проседь стучит виски
Гормай у сланца щипцы съедая
И горы руки подняли продн.

Крылошко бытюшка камешек горя –
Ябеда радугу глаза,
Вынырник пальца стального
По морю вскочит в рукав
Ягода стражи не больно
Еду на чёрствых буграх.

Рюрик Ивнев

«Я запою голосом развинченным…»

Я запою голосом развинченным
И сделаю соответствующий жест,
А если посмотреть под стеклом увеличительным,
Вы поймете, что я, как арестант,

Что я с душою, душою развинченной.
Что я с тоскою увеличенной
Ищу подходящих невест.

Вот вы улыбнулись презрительно,
Но улыбка ваша, как стон.
Пусть сваха захохочет язвительно,
Поймите же меня со всех сторон.

«Мне не надо Ваших слов…»

Мне не надо Ваших слов: Не бойтесь,
Мне не надо траурных утех.
Я не буду хныкать, как это водится;
Я перевоспитаю Грех.

Он будет у меня причесанным
И умытым, как умный бутуз.
Я люблю корабль. Разговор с матросами,
Муку, рогожу, пыльный груз,

Гудок, палубную публику
И невыразимую любовь.
Скажите, под какую рубрику
Записать мою кровь?

«Я помню отлично кладбище татарское…»

Я помню отлично кладбище татарское
И острые камни развалявшихся могил,
Меня не похвалила бы писательница Чарская,
За то, что я каждый вечер туда приходил.

Я помню наши тайны и ласки бессвязные,
Торопливые, недоконченные иногда.
Над нами горели звезды алмазные
И луна, как сковорода.

Мы были натуры совершенно разные,
Но нас сковала любовь-вражда.

И вот теперь я вспоминаю наши приключения
И испытываю полу-радость, полу-мучение.

«Мне хочется слышать голоса полупьяные…»

Мне хочется слышать голоса полупьяные
И нюхать известку и сырые кирпичи.
Пусть вечер меня затомит туманами,
Я буду странствовать при блеске свечи…

Падать в яму, скользить по мокрому,
По изрытой земле без цели идти,
Прислушиваясь к тайному шороху
Делаемого конфетти.

Я весь новый и себя не знаю,
Что было вчера, то прошло, как сон.
Я теперь задыхаюсь, замираю,
Когда чувствую, что покорен.

Опускаю глаза на изорванную скатерть
Я не знаю, чей я раб?
Кто будет засыпать в моих объятьях
И сбрасывать меня в трап?

Иван Игнатьев

Opus: 15369

Зовут грозою Розовых воронок
В трубы Проруб.
А для меня совсем-совсем негромок
Удар Курка в Железный зуб.

Надолго Вынужденному срединнику
Закрыть Пугающий привет ВСЕГО.
И нудны все Соседние пустынники –
Пустынней НИЧЕГО.

Это называется «Метрополитен».

Opus: 80447