Развороченные черепа

Когда стихи Игоря Северянина подняли шум в обществе[3], когда о словотворчестве заговорили всюду и им начали пытаться заниматься даже вовсе презренные баздарности, вроде Рославлева, начали появляться в необыкновенно большом количестве литографированные книжонки московских футуристов сперва в красивом исполнении Гончаровой и Ларионова, а потом сделанные кем попало[4]. Они неоригинальны, это первый грех. Но это еще не так горько для них, ибо они, что несомненно, находятся за пределами всякого искусства. Говорить об них как о стихотворцах нет возможности. Маяковский и Хлебников дают иногда вещи, которые можно читать, но тогда они в совершенном разногласии с выставленными ими принципами. Стихотворение Хлебникова в брошюре «Бух лесиный» крепко и красиво, но оно неоригинально, его мог бы написать и Блок. В брошюре Маяковского «Я» последнее стихотворение, действительно, совсем приятно, но большое влияние Анненского налицо. И там нет никаких «заумных» языков. Этим специально занимается г. Крученых, этот великолепный писарь в экстазе. Бурлюки занимаются саморекламированием, тем, что называется французами le fumisme, и подражанием чему угодно и кому угодно. Футуристические стихи Гуро под явным влиянием Игоря Северянина. О том, что делается в сборниках «Союза молодежи», где теоретизируют гг. Марков, Спандиков, Розанова, как-то даже неловко. Весь этот «футуризм», все это «будетлянское баяченье» простой коммерческий гешефт. И Маяковский с Хлебниковым, которые имеют возможность сделаться действительными поэтами, здесь совершенно случайно. И настолько ясны эти коммерческие устремления, что их заметил даже ежемесячный ремингтон «Своременника», г. Львов-Рогачевский[5].

Читатель русский занимался революцией, потом половой «проблемой», борьбой, футболом, Вербицкой… Теперь ему, действительно, совсем нечем заниматься. И вот для забавы сего соскучившегося брюха наряду с новейшими аттракционами появилось будетлянское «искусство». Все обставлено «как в лучших заведениях» – ругают предшественников, создают новые формы… но для кого? Все для того же обывателя, который никогда ничего не понимал в литературе и, вероятно, никогда ничего понимать не будет. Для того обывателя, который, смешивая в одну кучу все, что ему не нравится, называет эгофутуристами и Ларионова («Сатирикон»), и Тинякова («Голос Москвы»), и вашего покорного слугу («Приазовский край»). Момент выбран, правда, весьма удачно. Вожаки символизма начали несколько ослабевать в своем творчестве, зубы их притупились, – «долой символизм» – кричит будетлянская клика, – обыватель, конечно, в восторге. Он никогда искренно не любил символистов, да потом еще не забыты удары меткие хлыста, которые сыпались из «Весов» на глупые головы и длинные уши. И теперь обладатели сих ушей воняли на все лады: «долой символизм», в наивности свое предполагая, что снова будут писаться «умные, честные (!), серьезные вещи» вещи в стиле столь ими излюбленных Амфитеатрова, Шеллера-Михайлова, Вербицкой, Вересаева, Башкина, Немировича-Данченко и т. д., и не предполагая, что мука их ждет горшая.

Но ведь суд над литературой принадлежит не обывателю. А тот, кому известно, как делаются стихи, что он должен сказать, увидя «стихи» г. Крученых из его «Помады»:

Тебя злоречие смешает
С иной бесчувственной толпой
Или, что хуже, не узнает
Души торжественно святой…

или его же упражнения о «простой, славной Зинке» в «Бухе лесином» – неужели не ясно еще, что это просто писарь волостной, занимающийся «творчеством» от отчаянного безделья. Или его безграмотную мазню, которая полагает средством от «гносеологического одиночества»[6] изображение всяких «бул щур ду’ров», как будто скомбинировав как-либо бессистемно буквы, мы добьемся того, что мысль изреченная перестанет быть ложью (конечно, это правильно в том смысле, что соборность здесь достигается общим ничего непониманием).

Или – что можно сказать о произведении Бурлюка во 2-м «Садке судей», над которым красуется надпись «инструментовано на „с“», когда там «с» чуть ли не самая редкая буква! Или когда сей, подражая Корбьеру, пишет некоторые слова большими буквами и называет их «лейт словами»[7] уже совсем ни с того, ни с сего. Что можно вообще сказать о стишках г. Бурлюка, которые разительно напоминают бездарнейшие изделия г. Эльснера, который, слава Богу, еще не «футурист»!

Все это около искусства и не лежало. Поэтому нам остается только повторить то, что не однажды говорили «Весы»:

Остерегайтесь подделок!..

Москва, осень 1913.

Василиск Гнедов

«Слезжит рябидии труньга сно…»

Посвящается тем, кто глух и слеп.