Развилка

Во время своих скитаний по Северному Кавказу дядька пытался посетить родовую станицу. К сожалению, неудачно. И снова он оказался в Уманской только в 34-м году. Опять нелегально перешел границу и проехался по населенным пунктам, которые больше всего пострадали от Советов в период проклятых «черных досок». В Уманской казаков к тому времени почти не осталось, а наша семья погибла. Кто уцелел в Гражданской войне, умер от болезней в 22-м году, от голода зимой 32-го года или от пули комиссара, который выгребал из амбаров припасы и обрекал на смерть не только взрослых, но и детей. В живых остался только я, однако отыскать меня Кондрат не смог, и опять ушел заграницу.

Вскоре дядька женился, и у него появились свои дети. Супруга тоже из казачьего рода, только не кубанского, а донского. На время наступило затишье, и Кондрат даже устроился на службу в югославскую пограничную стражу. Однако вскоре началась война в Испании и, бросив все, он уехал воевать за франкистов. Судя по всему, сражался справно и не впустую, потому что домой вернулся с испанскими орденами и при деньгах. После чего купил небольшую ферму и занялся сельским хозяйством. Но как только батька Шкуро позвал старых казаков под свой черный значок с волчьей головой, Кондрат расцеловал жену и уже через час сел в поезд на Париж.

С той поры есаул Погиба рядом с Андреем Григорьевичем Шкуро. Из Парижа вместе с ним перебрался в Берлин, где узнал обо мне. А когда представилась возможность оказаться на Восточном фронте, он последовал за атаманом и не прогадал. Шкуро личность среди казаков легендарная. Про него и плохое скажут, и хорошее. Но одного не отнять — он воин и настоящий казак, плоть от плоти и кровь от крови нашего народа. Этим сказано все и отряд знаменитого атамана, который прикрывал тылы группы армий «Юг», очень быстро разросся до бригады. У него много свободы и хотя формально Шкуро подчинялся штабу РОА и Управлению Казачьих Формирований, по сути, он сам по себе. Однако такое событие как формирование 1-й казачьей дивизии мимо него пройти не могло, и он прислал в военный лагерь РОА своих «волков», среди которых был Кондрат Погиба. И они, осмотревшись, вскоре собирались вернуться к своему атаману, который ждал доклада.

В общем, я встретил родственника, узнал, что у меня есть братья и сестры, слушал Кондрата и рассказывал о себе. Вечер и ночь пролетели незаметно, а утром дядька повез меня обратно в расположение дивизии и предложил перейти под его командование. Если он попросит, ему не откажут и меня отпустят из полка. Но я засомневался. В первую очередь по той причине, что полк Кононова стал для меня родным, здесь меня знают, и я всех знаю. Дядька, конечно, родня. Однако, по сути, мы пока еще чужие один другому, и я его немного опасался. Больно суровый мужчина. Несмотря на свой относительно небольшой жизненный путь, я таких людей на своем пути уже встречал и прекрасно понимал, что смерть всегда рядом с ними. Как бы меня косой не зацепила. Да и не ожидал я такого предложения, немного растерялся. Поэтому ответил отказом.

Кондрат меня не уговаривал и принял мои слова как должное. Но обронил, что замолвит за меня словечко. Я попросил этого не делать, и он опять со мной согласился. Вот только поступил по-своему и спустя два дня после нашего расставания меня вызвали в штаб полка. Я отправился туда в сопровождении сотника и нас проводили к заместителю Кононова майору Пуговкину. Он ходить вокруг да около не стал и предложил мне отправиться на краткосрочные офицерские курсы. Времени на размышления не было. Ответ требовалось дать сразу и, с одобрения Тихонова, хорошо все обдумав, я согласился. Как ни крути, это мой шанс, а Пуговкин заверил меня, что через три месяца я вернусь обратно в полк Кононова, как раз к тому моменту, когда казачья дивизия отправится на фронт.

Остаток дня я сдавал дела новому командиру взвода пожилому вахмистру Сенчину. Он вояка бывалый, из 5-й сотни нашего полка, и меня особо не дергал. Пришлось немного побегать, собирая потерянное имущество. Но мне помогал Савельев, и я справился быстро. А на следующий день за мной и еще двумя десятками будущих слушателей офицерских курсов, как правило, молодых и крепких парней не старше двадцати пяти лет, прибыл грузовик. В сопровождение был выделен хмурый Тихонов. Он приказал грузиться, автомобиль тронулся и через полчаса мы оказались в Киеве.

Где именно находится школа, никто не знал. Скорее всего, в городе или в предместьях. А поскольку компания знакомая и люди одного возраста, всю дорогу мы фантазировали о том, как после занятий будем гулять по Киеву, знакомиться с девушками и посещать пивные. Однако мы ошибались.

Проехав по окраине города, грузовик оказался на аэродроме. Здесь Тихонов приказал не отходить от машины и отозвал меня в сторону.

— Андрюха, — сказал сотник, покосившись на моих попутчиков, — сейчас я скажу тебе то, что тебя, скорее всего, не обрадует.

— Говори, командир, — я улыбнулся.

— Вас отправляют не в офицерскую школу.

— Как так?