Развязка

Она спустилась со ступенекъ и пошла скоро, не оглядываясь, все прямо. Баровскій слдовалъ за нею. Въ его походк, на этотъ разъ, было что-то кошачье, также какъ въ затаенномъ блеск его расширившихся зрачковъ. Онъ какъ будто инстинктивно весь настораживался.

Вра Александровна дошла до береговой аллеи и сла на скамью.

– Я сегодня съ утра дурно себя чувствую, – сказала она. – Не обращайте вниманія. Разсказывайте что-нибудь.

– У меня отвратительный матеріалъ для разговора: я весь день въ город искалъ квартиру, – отвчалъ Баровскій.

Она, отодвинувшись на край скамьи, въ темнот разглядывала его. Растревоженное, надавившее на вс нервы чувство также проступало въ чертахъ ея лица.

– Да, лто кончается, Глбъ Михайловичъ… – произнесла она. – Все на свт кончается.

– Какъ и мы сами, – отвтилъ онъ ей въ тонъ.

– И мы сами: да. Но пока мы кончимся, почему намъ приходится переживать то, что должно бы кончиться лишь вмст съ нами?

Онъ повертлъ тростью съ набалдашникомъ изъ темнаго серебра, и вопросительно взглянулъ на нее.

– Вотъ, и это все уже кончается… – продолжала она, неопредленно поведя глазами вокругъ. – Съ утра былъ чудный день, солнце ярко свтило, а теперь посмотрите, какая тьма кругомъ, какъ сыро въ воздух. И наше, наше собственное лто кончается…

– Но эта ночь, разв она не прекрасна? – возразилъ Баровскій. – Она прекрасне дня. Взгляните: на неб высыпали первыя звзды. Мы долго не видли ихъ. А рка – какъ она красиво темнетъ среди этихъ длинныхъ огней! А эти теплыя, душистыя тни въ саду – он не пугаютъ, а заставляютъ только ближе прижиматься другъ къ другу…

Онъ обвилъ рукою ея талію и тихо привлекъ ее къ себ. Она не сопротивлялась, и только лицо ея все больше блднло. Когда онъ прикоснулся губами къ ея губамъ, он были холодны. Легкая дрожь пробжала по его нервамъ отъ этого мертваго поцлуя…

– Вра, что съ вами? – спросить онъ тревожно.

Она не отвчала. На сомкнутыхъ рсницахъ ея показались слезы и быстро, быстро потекли по щекамъ.

– Вра! – повторилъ онъ, сжимая обими руками ея тонкую талію.

Она сдлала нетерпливое движеніе головой и молча прижалась къ его плечу душистою массою волосъ. Потомъ рука ея медленно опустилась въ карманъ, достала батистовый платокъ и поднесла его къ губамъ.

– Оставьте меня, это пройдетъ… Мн цлый день сегодня хотлось плакать… – проговорила она тихо.

– Почему, о чемъ? – спросилъ онъ.

– Вы не понимаете? О томъ, что все кончается, Глбъ Михайловичъ. О томъ, что уже не будетъ того, что было.

– Разв вы уже не любите меня, Вра? – проговорилъ онъ дрогнувшимъ голосомъ.

Она тихонько освободилась отъ его рукъ и отодвинулась въ уголъ скамьи. Краски какъ будто вернулись на ея лицо, зрачки слабо вспыхнули.

– Глбъ Михайловичъ, я хотла сказать вамъ… Мы не должны больше видться, – проговорила она съ замтнымъ усиліемъ.

Онъ остановилъ на ней изумленные, испуганные глаза.

– Не должны. Это надо кончить. Я не могу… – подтвердила она.

– Но почему? Что случилось? – вырвалось у него.

– Вотъ именно потому и надо кончить, что ничего не случилось. Мы увлеклись, и можетъ быть, были счастливы, но… Боже мой, неужели вы такъ мало уважаете меня? Неужели вы не понимаете, что я не могу основать свое счастье на лжи, на обман, на преступленіи? Красть признанія, ласки, поцлуи? Довольно! Мы оба слишкомъ гадки съ нашею воровскою любовью!

Она говорила все быстре, ея волненіе разросталось. Видимо, слова выражали не всю ея мысль.

Баровскій казался смущеннымъ. И опять выраженіе какой-то звриной, кошачьей осторожности проступило въ чертахъ его лица.

– Вра, вы нервничаете. Вы вдругъ захотли взглянуть на все съ какой-то… крайней точки зрнія, – заговорилъ онъ. – Если вы намекаете на то, что вы несвободны, то вдь вы не скрывали вашихъ совсмъ не сердечныхъ отношеній къ мужу. Я не подозрвалъ, что брачныя узы такъ много значатъ въ вашихъ глазахъ…

Зрачки ея сильне вспыхнули, она вся выпрямилась.

– Я могу объяснить вамъ цнность этихъ узъ, – отвтила она почти надменно зазвучавшимъ голосомъ. – Они ничего не стоютъ передъ истиннымъ чувствомъ, но очень цнны, когда дло идетъ о пустой прихоти.

– Вы называете мое чувство къ вамъ пустою прихотью?

– Да, Глбъ Михайловичъ. И вы знаете, почему я его такъ называю. Вы знаете, что въ томъ положеніи, въ какомъ мы вс трое находимся, для истиннаго чувства есть только одинъ выходъ.

Вс слды слабости, еще сейчасъ владвшей ею, исчезли съ ея лица. Она смотрла на него открытыми, смлыми, вызывающими глазами.

Онъ тоже всталъ и стоялъ передъ нею немного согнувшись, опираясь на трость.

– Вы нервничаете, намъ не надо сегодня продолжать этотъ разговоръ, – произнесъ онъ съ заискивающей ноткой въ голос.

– Мн нечего продолжать, я все сказала, – отвтила она сухо. – Прощайте, Глбъ Михайловичъ.

– Но, Боже мой, вы меня изумляете…

– Прощайте, – повторила она, и быстро повернувшись, пошла къ дому.

– Вра! Вра Александровна! Одну минуту! – осторожно окликнулъ онъ, длая нершительные шаги вслдъ за нею.

Она пріостановилась на поворот, руки ея машинально прижались къ груди, профиль лица повернулся изъ-за плеча. Всмъ существомъ своимъ она ловила ожидаемый звукъ…