Разведение роз вдали от цивилизации (Солдаты истины)

Борбылев с осуждением посмотрел на Солонникова.

Борис предупредительно покивал Борбылеву и торопливо пустился в объяснения:

— Парадоксы спасают нашу жизнь. Диоген, к вашему сведению, хвалил тех людей, кто хотел стать кем-то и не стал оным, кто хотел что-то сделать и не сделал это. Не будем разбираться, что именно имел в виду Диоген. Главное, здесь сформулирован постулат — человек уже ценен сам по себе. Как единица, как эталон. Где бы он ни был, чтобы с ним не делали — человека нельзя разменять на функции. Никакие умозрительные надстройки, никакие внешние обстоятельства не могут быть важнее человека. Конечно, это максима. Но по-моему она верна. Разве героями гениальных творений служили реально жившие люди? Нет! Это всегда был человек вообще. Нельзя было Гамлета списать с одного человека, ибо гамлетов слишком много, во все времена, всегда. Хотя бы, вот, здесь, сегодня, за нашим столом.

— Слушай, Солоныч! — восхищенно сказал Шумаков, появляясь из-под стола с пригоршней осколков. — Ты гений. Ты этот… Мейерхольд! Говорят, слово лечит. Вот ты сказал, и я… Все, брошу свой дурацкий полигон и пойду…

— В монастырь, — не удержался Солонников.

— Ну уж нет… Я пойду в студию Московский театр. Таланта особого не было, но всегда хотел. И ведь знал, что когда-нибудь приду к этому… Не рискнул. Струсил, господа! Струсил самым дешевым образом. Полез за дипломом, потом начал строить фундамент уютного гнездышка… Жизнь для души откладывал на потом. А теперь мне все равно! Господи, действительно, свободен тот, кому нечего терять!.. Свет им там налажу, какой-нибудь поворотный круг сделаю. А может и «кушать подано» осилю! В конце концов, перепробовал я в жизни многое и понял… везде одно дерьмо. Теперь для разнообразия можно и для души пожить.

— Наоборот, Валерий Павлович, — сказал Солонников, — теперь — судьба!

— Верно!.. — Шумаков посмотрел на Солонникова прояснившимся взглядом. — Дай-ка я с тобой чокнусь! — он схватил новую рюмку.

— Я и говорю!.. — обрадовался Солонников, дотягиваясь до Шумакова. Ему вдруг открылось, что катастрофа вольно или невольно служит тестом на честность жизненного пути. Вот — Данилевич, Валера… У каждого своя история, и у каждого события жизни сплелись весьма логично, естественно в этот переломный день. Тут Солонников вспомнил Артема, чья судьба легко, по касательной задевала Борбылева, и призадумался. В объяснение ситуации с невинным младенцем сама собой всплыла в памяти теория реинкарнации. Но Борис, устыдившись, прогнал ее. Этак можно все что угодно объяснить. Немотивированное отождествление! Неизвестно еще как бы у него обстояло дело с «талантом в любой сфере деятельности», слишком громко звучит… Наконец с непонятным трепетом Борис подумал о себе — просто из логической честности. Картина представала туманной. Нет, правда. Ну, работаю как и раньше. Все получается. Очень интересная работа. Ничего другого не хочу. И, главное, тема не стоит на месте — живет, развивается, усложняется, обещая дальше стать еще интереснее… Конечно, есть там кое-какие сложности связанные именно с этим развитием и усложнением… Но это сложности из мира максим, к реальному миру не относятся. Борис как ни пытался — не смог вписать себя в простенькую, и вроде бы как даже непротиворечивую схему криптокатастрофы. Но не из-за суеверного страха — не названный, мол, да не явится, а просто из-за того, что никак не мог он приложить к своей жизни такие неформализуемые материи, как астрал и судьба. Кстати, в программе не участвует ни первое, ни второе. Земная история довольствуется реальными рычагами. Конечно, интересно обо всей этой чертовщине поспорить — изредка, поужасаться, крепко задуматься о темных, неведомых сторонах жизни — под рюмку-другую…

— Борис Александрович, присоединяйтесь, — похлопали его по руке.

— А? — Солонников очнулся.

Раскрасневшийся Данилевич сосредоточенно двигал к нему по скатерти полную рюмку.

— Решено выпить за астероид, — пояснил Данилевич, — в развитие темы. Ищем, так сказать, позитив…

Борис с готовностью кивнул.

— Действительно, — говорил Борбылев. Растегнув пиджак и отпустив галстук, он расплылся в углу дивана огромным разумным китом из мультфильма, — как бы там ни было — пути назад, так сказать, нет. Может быть вы и правы, молодежь. Только… от ума все это. Мне был бы по-сердцу совсем другой расклад — «нет новостей — хорошая новость».

— В самую точку! — воскликнул Шумаков, опасно качаясь на задних ножках стула. — Я тоже выпью за него, но только как за достойного противника и потому еще, что не признаю себя побежденным. Ведь он кто по сути? Гад он, разрушитель. Без него я отлично знал, как мне жить. Хочу быть Человеком Счастливым! Собственным, заметьте, а не чужим трудом. Я, кстати, никому дорогу не перебегал. Наверняка крыло разворотил какойнибудь гегемон, только и нашедший в себе силы, чтобы слезть с печи да сделать пакость… — Подумал и сказал с отвращением: — Ну, или наняли подобного за косарь зеленых. Тьфу!