Разум и чувства

Чтобы передать, те чувства, которые испытала в Бартоне миссис Дэшвуд, когда получила письмо от своей старшей дочери, надо представить переживания Марианны и Элинор вместе, взятые, и это будет лишь малая часть тех страданий, которые выпали на долю их матери. Ее разочарование в Уиллингби было не менее болезненным, чем у Марианны, а чувство оскорбления – больше, чем у Элинор. Она писала своим дочерям едва ли каждый день. В своих посланиях мать пыталась утешить и поддержать Марианну, и верила, что всё у нее еще сложится. Затем призывала ее не падать духом. Каким огромным должно было быть горе Марианны, если ее мать взывала ее к мужеству! И требовала не прощать нанесенных обид!

Миссис Дэшвуд скучала по дочерям, но вопреки своим материнским чувствам, решила, что для Марианны будет лучше жить где угодно, но только не в Бартоне, где все, чтобы она не видела, сразу же напоминало ей о счастливых днях с Уиллингби. Поэтому она посоветовала своим девочкам, всеми возможными способами, продлить свой визит к миссис Дженнингс, срок которого не был заранее оговорен, но согласно правилам приличий, не мог быть дольше пяти или шести недель. Разнообразие лондонской жизни должно было отвлечь Марианну от грустных мыслей, которые неизбежно будут дерзать ее в Бартоне. И это был, пожалуй, тот редкий случай, когда все три дамы сошлись во мнении.

Мисс Дэшвуд считала, что в Лондоне Марианне будет сложней встретить Уиллингби, чем в Бартоне. Ведь теперь все ее друзья, порвут с ним всякое знакомство. Специально их никто сводить не станет, по недосмотру такая встреча вряд ли произойдет, случайная встреча в городской суете еще менее вероятна, чем в глуши Бартона, куда после скорой свадьбы обязательно приедут погостить новобрачные и, наверняка, остановятся по соседству в Алленхэме. У нее была и другая причина, чтобы ее девочки оставались в Лондоне, ее приемный сын собирался с семьей приехать в город в середине февраля, и мать семейства искреннее желала, чтобы родственные узы не прерывались.

Марианна не стала спорить с матерью, хотя единственное, чего ей сейчас хотелось – выплакаться у нее на груди. Она считала, что только материнская доброта сможет исцелить ее от сердечного недуга, а шумное лондонское общество вряд ли даст ей того покоя, которого так хотела ее душа.

Впрочем, она утешала себя тем, что несчастье одной сестры может обернуться радостью для другой. Элинор же наоборот, согласна была задержаться здесь еще и даже, о ужас, встретить Эдварда, лишь бы Марианна как можно дольше не возвращалась в Девоншир.

Ее искренние старания уберечь сестру от каких-либо упоминаний о Уиллингби не прошли даром. Ни миссис Дженнингс, ни сэр Джон, ни даже миссис Палмер при ней о нем никогда не вспоминали. Элинор хотела бы, чтобы эта тактичность иногда касалась и ее, но тщетно. Как только Марианна выходила за дверь, на старшую мисс Дэшвуд обрушивался поток всеобщего негодования по отношению к Уиллингби.

Сэр Джон отказывался верить своим ушам! Человек, о котором он знал только хорошее! Весельчак и отменный наездник! Оказался такой подлец! Нет, это просто немыслимо! Пусть отправляется к дьяволу, туда ему и дорога. Он больше ему слова не скажет, где бы они ни повстречались, да ни за что на свете! Даже в бартонской роще в засаде на птиц, хотя бы они два часа ждали там бок о бок! Какой негодяй! Какая подлая собака! А ведь когда они в последний раз виделись, он предложил ему выбрать любого щенка своей суки Шалуньи! И вот, нате вам!

Миссис Палмер тоже была возмущена. Она грозилась порвать все приглашения, которые получит от него и, по ее словам, была очень рада, если бы вообще не была с ним знакома! Как она счастлива, что имение Комб-Магна находится так далеко от Кливленда! Но это ничего не значит, что они так далеко живут друг от друга, она так просто это не оставит, и всем своим знакомым расскажет, какой он бездельник!!!

Остаток душевных сил миссис Палмер был направлен на обсуждение всех деталей предстоящей свадьбы мистера Уиллингби, что она и сделала с Элинор. Она скоро сможет сказать, какой каретный мастер сделает новый экипаж, чьей работы был медальон мистера Уиллингби, и в каком магазине могли видеть платье мисс Грей.

Только леди Миддлтон выражала свое негодование молча, и это радовало Элинор. Всегда приятно в такой ситуации, когда в кругу друзей найдется кто-то, кому ты совершенно безразличен. И это как раз тот случай, когда для здоровья сестры лучше всего, когда о нем вообще не спрашивают.

Свое мнение леди Миддлтон выражала редко, всего один и два раза в день, но метко. Она ни с того ни с сего вдруг произносила одно слово: «Жуть!» и снова погружалась в свой богатый внутренний мир. Благодаря этой редкой деликатности леди сохранила прекрасные отношения с сестрами Дэшвуд, которые по-прежнему бывали у нее, и подумывала добавить блеска своим званым вечерам, вопреки мнению сэра Джона, пригласив сразу же после свадьбы миссис Уиллингби, чье влияние гарантировало не последнее положение в обществе.