– Вы, возможно, помните, что когда я оставил Бартон-Парк в октябре… Но это ничего вам не говорит! Я должен начать чуть раньше. Вы найдете меня несносным рассказчиком, мисс Дэшвуд. Даже не представляю, с чего начать. Необходимо немного рассказать вам обо мне, сделать короткое вступление, в связи с таким событием, – он тяжело вздохнул, – мне придется быть немного многословным.
Он остановился, что-то вспомнил и затем, вздохнув еще раз, начал.
– Вы, возможно, уже забыли тот разговор (вряд ли он отложился у вас в памяти), тот разговор, который был у нас на вечере в Бартон-Парке. Помните, это был танцевальный вечер, и я еще упомянул леди, которую я знал, в некоторой связи с вашей сестрой Марианной.
– Конечно, помню, – сказала Элинор, внимательно посмотрев на него и ожидая продолжения.
– Если не ошибаюсь, у них очень много общего: та же открытость сердца, такая же впечатлительность и чувствительность. Та дама была одной из моих родственниц, сирота, воспитанница моего отца. Мы были почти ровесники, с самого раннего детства мы росли вместе. Я не могу вспомнить тот момент, когда бы я не знал и не любил Элизу. Мое чувство к ней, так как мы росли вместе, было настолько же сильным, насколько угрюмым и серьезным я являюсь сейчас, и, по вашему мнению, уже не способен ни на какое чувство. А ее отношение ко мне было, я думаю, такое же, как Марианны к Уиллингби. Хотя это совсем другой случай, но мы были также несчастны. В семнадцать лет я ее потерял. Ее должны были выдать замуж, против ее воли, за моего брата. Ее наследство было велико, а вся наша недвижимость была уже заложена. Я думаю, это была главная причина, которая заставила так жестоко поступить человека, который был и ее дядей и опекуном в одном лице. Мой брат не был достоин ее, он даже не любил ее. Я надеялся, что ее любовь ко мне помогут ей преодолеть все трудности. На первых порах это так и было. Но скоро стало ясно, что ее положение ненормально. Она получала от моего брата только постоянную грубость, и хотя и не обещала мне ничего конкретно… О! Как я был слеп! Я не буду рассказывать, как все это произошло, но, в общем, мы решили сбежать с ней в Шотландию. Но не успели. Предательство, а скорее глупость ее служанки, выдала нас. Я был выгнан из семьи, а ее лишили всяческого общения: ни свободы, ни общества, ни развлечений, пока воля моего отца не была выполнена. Я слишком понадеялся на ее твердость, но силы наши силы были слишком неравны… Да и было ли ее замужество счастливым? Я был так молод еще! И через несколько месяцев мне остались только одни сожаления. Но, как ни странно, это не главное. Мой брат не имел никаких претензий на нее. С самого начала он обращался с ней грубо. Результаты всего этого, несмотря на молодость, неопытность и жизнелюбие миссис Брэндон, были вполне естественны. Она сразу же столкнулась с суровой действительностью. Если бы она была счастлива в браке, возможно, всё было бы по-другому. Но могли ли мы все знать, что оставшись с таким мужем, который сам провоцирует неверность жены, и без друга, который мог удержать ее, что она может так низко пасть? (Мой отец умер через несколько месяцев после ее свадьбы, а я в то время служил в Восточной Индии). Если бы я тогда остался в Англии! Возможно, всё сложилось бы иначе, но я ошибочно полагал, что для нас обоих будет лучше, находиться как можно дальше друг от друга, и не видится годами. Именно поэтому я попросился в колонию. Потрясение, которое я испытал, когда она вышла замуж, – продолжал полковник тихим голосом, полным волнения, – было ничто, по сравнению с тем, что я ощутил, узнав об их разводе два года спустя. С тех пор я стал так суров. Даже сейчас, при воспоминаниях об этом, я страдаю…
Он не мог спокойно говорить дальше, встал и немного прошелся по комнате. Элинор, потрясенная этим признанием, и особенное его эмоциональностью, не могла ничего ответить. Он, видя ее сочувствие, подошел к ней, взял ее руку, поднес к губам и нежно поцеловал. Через несколько минут, когда он немного успокоился, то продолжил: