Разрыв

– Не могу. Мне нужно поработать.

– Ты хочешь сказать, тебе нужно принять решение.

– Это одно и то же, – ответила Люсия. И допила остававшееся в ее бокале вино.

– Ну, по крайней мере, выпей еще, – он протянул руку к бутылке.

– А кофе у тебя нет?

Филип поднес к губам сигарету, однако спохватился и, взглянув на не зажженный кончик, поморщился.

– Кто же пьет кофе в такую погоду? А ну-ка.

Он вынул бутылку из ведерка со льдом, подержал немного, дав нескольким каплям упасть с нее, и протянул бутылку через стол.

Люсия накрыла свой бокал ладонью.

– Нет, правда. Хватит. Еще и двенадцати нет.

– А ты вставай пораньше. По времени Филипа дело уже к вечеру идет.

– Мне пора. Извини. И за то, что свалилась на тебя, как с неба, и за то, что вот так убегаю.

– Люсия, дорогая. Какая ты стала скучная.  Не куришь, до полудня не пьешь. Разве так можно? Тебя этому в полиции обучили?

Люсия встала:

– У тебя прелестный дом. И садик прелестный.

– Люсия, –  Филип сунул сигарету в губы, пошарил по карманам в поисках спичек. Нашел. И, виновато пожав плечами, чиркнул одной, наполнил дымом легкие. – Присядь на минуту, Люсия.

Выдыхая дым, он склонил голову на бок, однако стоявший за его спиной вентилятор погнал дым на Люсию – так, точно она сама потянула его к себе. Люсия села, вдохнула дым.

– Ты спрашивала о моем мнении. Профессиональном мнении.

Она кивнула:

– И ты мне его сообщил.

– Верно, однако позволь мне произнести заключительное слово. Дела не существует, Люсия. Королевская прокурорская служба его не примет. Твой главный инспектор тоже. И твои усилия пропадут зазря, ты только дурочкой себя выставишь всем на показ. Каковой ты и являешься, – прибавил он, разгоняя ладонью дым, – однако это тайна, известная пока только мне и тебе.

– То есть, ты советуешь мне помалкивать.

– Au contraire[5]. Мне бы и в голову не пришло советовать тебе что-либо. Я всего лишь гадаю.

– И о чем же ты гадаешь, Филип? – она скрестила на груди руки.

– Я гадаю, Люсия, вправду ли речь у нас идет о том, о чем она, как ты полагаешь, идет. И не идет ли она, в действительности, о чем-то другом.

– Например? О чем еще она может идти?

– Этого я не знаю. Например, о том, что у тебя был в детстве песик по кличке Сэмюэл.  Или о том, например, что ты ощущаешь внутреннюю связь с этим чудовищем, – извини, с этим мужчиной, – поскольку читала те же книги, что и он.

Люсия разняла руки, уронила ладони на колени, снова сунула под мышки.

– Смешно. Я делаю это – думаю об этом, – потому что у меня такая работа, вот и все. Это моя работа.

– Твоя работа состоит, строго говоря, в том, чтобы выполнять указания  начальства.

– Ты же так не думаешь. И я это знаю.

Филип пожал плечами:

– Возможно. Но я думаю, что это дело тебе следует закрыть.

Люсия снова поднялась из кресла.

– Скорее всего, я так и поступлю. Мне еще нужно подумать, но – скорее всего. Спасибо. За вино и за совет. Я пойду.

Провожая ее к двери, Филип спросил о Дэвиде. Долго же он с этим тянул, подумала Люсия.

– У него все хорошо, – сказала она. – Я так думаю. Собственно, даже уверена.

Филип поцокал языком, обнял Люсию рукой за плечи:

– Наверняка же есть кто-то еще. Скажи мне, что есть кто-то еще.

– А почему он должен быть?

– Потому что ты слишком молода для одиночества.

– Молодой я была, пока мне не стукнуло тридцать.

– В таком случае, ты слишком стара для одиночества.

– Это ты стар. И одинок.

– Как ты смеешь. Мне еще и шестидесяти нет. Кроме того, я молод душой. А одиноким становлюсь лишь по собственному почину.

Люсия остановилась, поцеловала его в щеку.

– Стыдно, Филип. Развращаешь молодых людей.

– Они адвокаты, дорогая. Барристеры. И, как ты изволила очаровательно намекнуть, им все равно уготован ад.

До больницы Люсия добралась уже в поздние часы дня, но все-таки раньше, чем собиралась. Она спустилась на  станцию подземки «Тернем-Грин», пересекла Лондон, села в свою, стоявшую у ее дома машину, доехала до школы и, затормозив у тротуара, по меньшей мере час просидела в машине. А, возвращаясь назад, остановилась на Боу-роуд у «Макдоналдса» и получила из окошка для водителей жареную картошку и молочный коктейль. Она собиралась съесть картошку на парковке около своего дома, но не смогла. Позже, уже катя к больнице, она вдруг поняла, что вся машина пропахла дешевым жиром, запах этот нагонял  тошноту пополам с  голодом. Она пожевала немного резинки – мягкой, безвкусной, согревшейся в кармане, – и желудок взмолился,  чтобы ему  дали, наконец, хоть какой-то еды.