Мне было видно лишь его силуэт на фоне заката и геометрии серого города. Он выглядел так, будто не собирался отвечать, но я знала лучше. Он не отвечал не от того, что хотел помолчать, а потому что я задала вопрос. Он был доминантом, Мастером, и он знал, что его слова имеют силу.
— Мне нужно знать, что с тобой все в порядке, и когда ты не живешь под моей крышей, случиться может что угодно. Мне это очень неудобно.
О том, что ему некомфортно сейчас, я знала. Ему не нравилось выражать свои чувства так же, как и идти у них на поводу.
— Прости, — сказала я. — Я не знаю, смогу ли остаться для тебя прежней. Ты сам так сказал.
— Ты всегда будешь моей, сабмиссив ты или нет. Ты можешь только облегчить это, или усложнить.
— Я не хочу, чтобы это было обузой для тебя, но что-то изменилось. Не знаю, что. Поверь мне, я бы хотела, чтобы все оставалось так, как было. Я никогда не чувствовала себя так уверенно, как с тобой на Манди Стрит. Но все по-другому. И я не имею в виду другое место. Я имею в виду... что-то случилось в Вестонвуде.
Я замерла. Я говорила о психологии. Изменении в моей собственной химии. Но для моих ушей это звучало так, как будто я ссылалась непосредственно на Уоррена.
— Терапевт имеет к этому отношение?
— Нет! — отрицание вырвалось слишком тяжелым и резким. — Да, но нет.
Мы достигли 405-ой, и я впервые подумала, что, возможно, ему не стоит рассекать эту суку. Может быть, ему стоит ехать прямо и спокойно в пределах допустимой скорости.
— Да, но нет? Что это значит?
— Ты ревнуешь? — это был смешной вопрос. Дикон не ревновал. У него попросту не было этого гена.
— Просто ответь мне, — прорычал он. — Я хочу знать.
Но он избегал моего вопроса.
— Да, он изменил меня, потому что задавал вопросы, рассказывал мне и видел меня такой, какой я сама себя никогда не видела. Но, отвечая на вопрос, который тебя терзает, нет, я не трахалась с ним.
Ускорение машины было настолько гладким и мощным, что напомнило мне, как лошадь переходит от кентера к галопу. И Дикон, чья благородность всегда напоминала мне жеребца, напрягся как пружина.
— Мне было бы все равно, если бы ты его трахнула!
Я никогда не слышала, чтобы он повышал голос. Никогда. Я не знала, выглядела ли я как олень, застигнутый в свете фар, но я, как пить дать, чувствовала себя именно так.
Машина ускорилась до ста тридцати восьми километров в час. Автострада была пуста, так что можно было сменить полосу. Шум шин подо мной успокаивал. Я выравнивала дыхание в такт с проносящимися мимо полосами на дороге.
— Дикон. Я пошутила. Помедленнее!
— Ты впустила его! — Его волосы упали ему на лоб, а мои закручивались у меня перед лицом.
— Он был моим терапевтом.
— Он любит тебя. В минуту, когда увидел его лицо, я это знал. Но ты... я не думал, что ты позволишь этому случиться.
— Ничего не случилось! Прекрати!
Я даже не знала, что именно отрицаю и почему. Я лишь защищала свою позицию, что было глупо. Я прекрасно понимала, что чувствовала что-то к Эллиоту. Мой рот предал меня на том сеансе — он не солгал.
— Ты моя, — сказал Дикон, указывая пальцем в мою сторону. — Что бы ты ни сделала, ничего не изменит этого. Ничего из того, что он сделает или что чувствует, никогда не изменит этого. Он временный. Он гребаный листок, падающий с дерева, чтобы сгнить. Но мы — ты и я — мы целый лес.
Он брал контроль над ситуацией и, по-видимому, над законами физики, потому что машины спешили убраться с его полосы. Что еще более важно, он взял под контроль меня, заманив в машину.
— Замедлись, иначе мне придется вносить залог!
Он вел себя так, будто даже не слышал меня.
— Нет. Ты возвращаешься. Я прикую тебя к стене, пока ты не поймешь, что это не игра. Мы не подростки. Нет щенячьей любви, Фиона. Не для сломленных.
— Знаешь, что? Пошел ты! — Спидометр показывал больше ста сорока пяти километров в час, когда я открыла дверь.
Он вильнул, заставив дверь захлопнуться по инерции.
— Больше не смей делать этого!
Я отстегнула ремень безопасности, закинув ногу на его сторону. Он попытался оттолкнуть меня, но я опустила ее на тормоз. Автомобиль не знал, стоит ли остановиться или двигаться дальше.
Клаксон. Дым. Виляние по дороге. Крутящий момент.
Дикон убрал ногу с газа и съехал на обочину, ударившись плечом о дверь. После повернулся ко мне.
Он был в ярости. В такой, что, вероятно, мог сделать больше, чем просто приковать меня. Он никогда не бил меня, когда злился.
Все было возможно. Потому что я никогда раньше не видела его злым.
Я не была готова узнать, что он собирается делать.
Я подняла сумку и вывалилась через дверь на асфальт.
— Фиона!
Я едва расслышала его, когда выбежала на дорогу. Все казалось громким. Визг шин. Клаксоны. Рэп-музыка из белой Хонды, едва не зацепившей меня. Даже движение воздуха вокруг меня давило на уши. Голос Дикона казался нечетким посреди всего прочего. Только мое дыхание было достаточно низким, чтобы обратить на него внимание.
Потому что нахер это.
Я нашла прерывистые белые линии между полосами. Они были единственным, что я четко видела в неопределенной размытости автомобилей.