Разрушь меня

— Скажи что-нибудь, — говорит он. Он смотрит в потолок, делает тяжелый вдох. — Скажи что угодно…

Я пытаюсь сосредоточиться на его глазах, беру его за руку нежно, нежно, нежно. Я жду, пока он посмотрит на меня.

— С Джеймсом ничего не произойдет. Мы обеспечим его безопасность. Я обещаю.

Его глаза полны боли, той, что я прежде у него не видела. Он открывает рот. Затем сжимает губы. Передумывает миллионы раз, пока его слова не слетают с губ прямо в воздух между нами:

— Он даже не знает о нашем отце. — Это первый раз, когда он поднимает этот вопрос.

Первый раз, когда он признает, что я знаю об этом. — Я никогда не хотел, чтобы он знал. Я придумывал истории специально для него. Я хотел, чтобы у него был шанс быть нормальным. — Его губы пишут тайны, и мои уши проливают чернила, окрашивая мою кожу его рассказами. — Я не хочу, чтобы кто-то прикасался к нему. Я не хочу, чтобы ему испортили всю жизнь. Я не могу…

Боже, я не могу позволить этому случиться, — говорит он мне. Приглушенно. Тихо.

Я ищу нужные слова по всему миру, но с моих губ не слетает ни слова.

— Моих усилий всегда недостаточно, — шепчет он. — Я никогда не могу сделать достаточно. Он по-прежнему просыпается с криками. Он по-прежнему засыпает со слезами на глазах. Он видит вещи, которые я не могу контролировать. — Он моргает миллион раз.

— Столь многие, Джульетта.

Я задерживаю дыхание.

— Мертвы.

Я прикасаюсь к слову на его губах, и он целует мои пальцы. Его глаза — два бассейна совершенства: открытые, честные, скромные.

— Я не знаю, что делать, — говорит он, и это одно из тех признаний, произнести которое вслух стоит ему гораздо большего, чем я могу понять. Контроль ускользает сквозь его пальцы, но он отчаянно пытается держаться. — Скажи мне, что делать.

Я слышу наши сердцебиения в тишине между нами. Я изучаю форму его губ, сильные линии его лица, ресницы, за которые любая девушка убила бы, глаза глубокого темно-синего цвета, в которых я научилась плавать. Я предлагаю ему единственный вариант, который у меня есть:

— Может, стоит рассмотреть план Кенджи.

— Ты доверяешь ему? — Адам удивленно отклоняется назад.

— Я не думаю, что он врет относительно места, куда мы можем отправиться.

— Не знаю, хорошая ли это идея.

— Почему нет?..

Нечто, отдаленно напоминающее смех.

— Я могу убить его прежде, чем мы доберемся туда.

Мои губы изгибаются в грустной улыбке.

— Но ведь нет никакого другого места, где мы могли бы скрыться, не так ли?

Солнце вращается вокруг луны, когда он отвечает. Он качает головой. Один раз. Быстро.

Резко.

Я сжимаю его руку.

— Тогда мы должны попробовать.

— Какого черта вы там делаете? — кричит Кенджи через дверь. И стучит по ней. — То есть, дерьмо, чувак, я не думаю, что существует более неудачное время для того, чтобы раздеть друг друга, но сейчас, вероятно, не лучшее время для полуденного перепихона. Так что, если ты не хочешь быть убитым, то я предлагаю тебе тащить свою задницу сюда. Мы должны быть готовы отправиться в любую минуту.

— Я мог бы убить его прямо сейчас, — говорит Адам.

Я беру его лицо в руки, поднимаюсь на цыпочки и целую. Его губы — две подушечки, такие мягкие и сладкие.

— Я люблю тебя.

Он смотрит мне в глаза, смотрит на губы и шепчет хриплым голосом:

— Да?

— Абсолютно.

Все мы трое собраны и готовы идти еще до того, как Джеймс возвращается из школы. Мы с Адамом собрали предметы первой необходимости: продукты питания, одежду, скопленные деньги Адама. Он продолжает бродить по этому небольшому пространству, не в силах до конца поверить, что так легко потерял его. Я могу только представить, сколько сил он вложил в него, как он старался создать дом для своего младшего брата. Мое сердце разрывается на куски.

А его друг явно относится к совершенно иному виду.

Кенджи залечивает новые раны, но, кажется, пребывает в разумном настрое, взволнован по причинам, которые мне не под силу понять. Он странно жизнерадостен и бодр. Кажется, его невозможно разочаровать, и я не могу не восхищаться его решимостью. Но он не перестает пялиться на меня.

— Так как так получилось, что ты можешь касаться Адама? — говорит он спустя некоторое время.

— Я не знаю.

Он фыркает.

— Вранье.

Я пожимаю плечами. Я не чувствую необходимости убеждать его, что не имею ни малейшего понятия, как я заполучила такую удачу.

— Откуда ты вообще узнала, что можешь касаться его? Какой-то больной эксперимент?

Я надеюсь, что не краснею.

— Где это место, куда ты нас ведешь?

— Почему ты меняешь тему? — Он ухмыляется. Я уверена, что он ухмыляется. Потому что я отказываюсь смотреть на него. — Может быть, ты можешь и ко мне прикасаться. Почему бы тебе не попробовать?

— Ты не хочешь, чтобы я к тебе прикоснулась.

— Может быть, хочу. — Он определенно ухмыляется.

— Может быть, ты оставишь ее в покое прежде, чем я всажу пулю тебе в ногу, — предлагает Адам.

— Сожалею, но разве одинокий парень не может предпринять кое-какие действия, Кент?

Может быть, мне на самом деле интересно. Может быть, ты должен прекратить удерживать ее и дать ей говорить за себя.