Я залезаю под одеяло, и он прижимает меня к себе. Температура здесь значительно ниже, и Адам является идеальной печкой. Я зарываюсь лицом в его грудь, и он сжимает меня сильнее в своих объятиях. Я провожу пальцем по его обнаженной спине, чувствуя, как напрягаются мышцы под моим прикосновением. Я опускаю руку на пояс его штанов. Продеваю палец в шлевку.
Пробую вкус слов на языке:
— Знаешь, а я ведь серьезно имела в виду то, что говорила.
Его дыхание немного замедляется. Его сердцебиение немного ускоряется.
— Что ты имела в виду?.. — Хотя он прекрасно знает, о чем я говорю.
Совершенно неожиданно я чувствую себя такой застенчивой. Такой безрассудной, такой чрезмерно дерзкой. Я ничего не знаю о том, на что отважилась. Все, что я знаю, — это то, что я не хочу ничьих рук на своем теле, кроме его. Навсегда.
Адам отстраняется, и я почти могу видеть контур его лица, его глаза всегда горят в темноте.
Я не отрываю глаз от его губ, пока говорю:
— Я никогда не просила тебя останавливаться.
Мои пальцы замирают на пуговице, которая удерживает его штаны на месте.
— Ни разу.
Он ошарашено смотрит на меня, его грудь вздымается и опадает несколько раз в секунду.
Он, кажется, почти онемел от неверия.
Я наклоняюсь к его уху.
— Прикоснись ко мне.
И я почти уничтожаю его.
Мое лицо в его руках, мои губы на его губах, и он целует меня, и я кислород, а он почти задыхается от нехватки воздуха. Его тело почти полностью на мне, одна рука в моих волосах, другая спускается по контуру моего тела, останавливается под коленом, прижимает меня ближе, выше, сильнее. Он перемещает поцелуи на мою шею, и я в экстазе, в моем теле бьется электричество, и оно зажигает меня. Я на пороге взрыва от чистого наслаждения моментом. Я хочу погрузиться в его сущность, ощутить его всеми пятью органами чувств, утонуть в волнах изумления, обволакивающих мое существование.
Я хочу попробовать пейзаж его тела.
Он берет мои руки и прижимает их к своей груди, ведет мои пальцы вниз по длине своего торса, пока наши губы не встречаются вновь и вновь, и вновь, затаскивая меня в пучину страсти, которую я никогда не хочу покидать. Но этого недостаточно. Я хочу раствориться в нем, обвести все его тело одними лишь губами. Мое сердце стучит в моей крови, разрушая самоконтроль, закручивая все в циклон интенсивности. Он отрывается от меня, чтобы вдохнуть, но я притягиваю его обратно, жаждая, умирая без его прикосновений. Его руки проскальзывают под мою одежду, проводят по моим ребрам, прикасаются ко мне так, как он никогда раньше себе не позволял, и моя футболка уже почти снята, когда раздается скрип двери. Мы оба замираем.
— Адам?..
Он едва может дышать. Он пытается улечься на подушку рядом со мной, но я все еще чувствую исходящий от него жар, его тело, его сердцебиение отдается у меня в ушах. Я проглатываю миллион криков. Адам немного приподнимает голову. Старается, чтобы голос звучал нормально:
— Джеймс?
— Можно мне поспать с вами?
Адам садится. Он тяжело дышит, но неожиданно становится настороженным.
— Конечно можно.
Пауза.
Его голос становится тише, мягче:
— Кошмары?
Джеймс не отвечает.
Адам вскакивает на ноги.
Я слышу приглушенные всхлипы десятилетнего мальчика, но едва могу видеть контур тела Адама, прижимающего к себе Джеймса.
— Я думал, ты говорил, что стало лучше.
Я слышу его шепот, но его слова пропитаны добротой, а не обвинением.
Джеймс говорит что-то, что я не могу расслышать.
Адам поднимает его, и я осознаю, насколько Джеймс мал по сравнению с братом. На мгновение они исчезают в спальне, только чтобы затем вернуться с постельными принадлежностями. Только когда Джеймс надежно укутан в одеяло в нескольких метрах от Адама, он наконец сдается на волю усталости. Его тяжелое дыхание — единственный звук, раздающийся в комнате.
Адам поворачивается ко мне. Я была частицей тишины, пораженная, шокированная, глубоко озабоченная этим напоминанием. Я не имею ни малейшего понятия, что пришлось пережить Джеймсу в его нежном возрасте. Я не имею ни малейшего понятия, что пришлось вынести Адаму, оставляя брата одного. Не имею ни малейшего понятия, как люди теперь живут. Как они выживают.
Я не знаю, что стало с моими родителями.
Адам гладит меня по щеке. Прижимает меня к себе. Говорит:
— Прости, — и я целую его в ответ.
— Когда будет подходящее время, — говорю я ему.
Он сглатывает. Прижимается к моей шее. Вдыхает. Его руки вновь под моей футболкой. На моей спине.
Я с трудом сдерживаю себя от того, чтобы не ахнуть.
— Скоро.
Глава 34
Прошлой ночью мы с Адамом заставили себя лечь спать на расстоянии пяти футов друг от друга, но почему-то я проснулась в его объятиях. Он дышит тихо, ровно, спокойно — теплый гул в утреннем воздухе. Я моргаю, вглядываясь в дневной свет, и сталкиваюсь взглядом с парой больших голубых глаз на лице десятилетнего существа.