Разрушь меня

Уорнер открывает дверь. Адам стоит снаружи. Он стал настолько хорош в сокрытии своих эмоций, что я едва улавливаю выражение шока, скользнувшее по его лицу. Его не выдает ничего, кроме небольшой морщинки на лбу и напряжения на висках. Он знает, что что-то не так. Он даже поворачивает голову, чтобы полностью оглядеть мой наряд. Он моргает.

— Сэр?

— Оставайтесь там, где вы сейчас, солдат. Отсюда я беру её на себя.

Адам не отвечает, не отвечает, не отвечает.

— Да, сэр, — наконец выдавливает он охрипшим голосом.

Я чувствую его взгляд на себе всю дорогу по коридору.

Уорнер ведет меня в какое-то новое место. Мы идем по коридорам, которых я раньше не видела, они более черные и более мрачные и все сужаются и сужаются. Я понимаю, что мы направляемся вниз.

В подвал.

Мы проходим через одну, вторую, четвертую металлические двери. Солдаты повсюду, их глаза повсюду, следуют за мной одновременно со страхом и еще чем-то, о чем я даже думать не хочу. Я осознаю, что в этом здании очень мало женщин.

Если и есть место, где нужно быть благодарной за то, что к тебе нельзя прикоснуться, это здесь.

Это единственное место, которое я с радостью променяла бы на психиатрическую лечебницу, подальше от любопытных глаз одиноких мужчин. Единственная причина, по которой Адам остается со мной, - это потому, что Уорнер считает Адама занудой и размазней. Он думает, Адам - смазанная машина, управляемая приказами и командами. Он думает, что он - напоминание о моем прошлом, и использует его, чтобы причинять мне дискомфорт. Он себе даже и представить не может, что Адам может ко мне прикасаться.

Никто не мог. Все, кого я встречаю, в абсолютном ужасе.

Темнота — как черная канва с прорезями от тупого ножа, сквозь которые льется свет. Мне это очень сильно напоминает мою старую камеру. У меня по коже мурашки, вызванные бесконтрольным страхом.

Я окружена автоматами.

— Заходи внутрь, — говорит Уорнер. Меня толкают в пустую комнату, едва различимо пахнущую плесенью. Кто-то включает свет, и флуоресцентные лампы освещают бледно-желтые стены и ковер цвета пожухлой травы. Дверь за мной захлопывается.

В комнате нет ничего, кроме паутины и огромного зеркала. Зеркало размером в полстены.

Инстинктивно я понимаю, что Уорнер и его приспешники, должно быть, наблюдают за мной. Я просто не понимаю почему.

Секреты повсюду.

Ответы повсюду.

Механический звон/треск/скрип и шатание сотрясают комнату, в которой я стою. Пол приходит в движение. Потолок трясет обещанием хаоса. Вдруг повсюду появляются металлические шипы, они расставлены по всей поверхности комнаты, протыкают каждый сантиметр, все разной длины. Каждые несколько секунд они исчезают, только чтобы появиться вновь с неожиданным уколом ужаса, иглами пронзающим воздух.

Я понимаю, что стою посреди пыточной.

Раздается звук пощелкивания статического электричества и колонки, старше моего умирающего сердца, оживают. Я скаковая лошадь, мчащаяся галопом к мнимой финишной линии, тяжело дыша, ради чьего-то удовольствия.

— Ты готова? — Усиленный в несколько раз голос Уорнера раздается по всей комнате.

— К чему я должна быть готова? — кричу я в пустое пространство, уверенная, что ктонибудь может меня слышать. Я спокойна. Я спокойна. Я спокойна. Я в ужасе.

— У нас был договор, помнишь? — отвечает комната.

— Чт…

— Я отключил твои камеры. Теперь твоя очередь выполнить условия нашей сделки.

— Я не прикоснусь к тебе! — кричу я, крутясь на месте, я в ужасе, я в шоке, боюсь, что могу упасть в обморок в любой момент.

— Это верно, — говорит он. — Я посылаю кое-кого на замену.

Дверь со скрипом открывается, и входит ребенок, одетый лишь в памперс. У него завязаны глаза, и он, всхлипывая, рыдает, сотрясаясь от страха.

Один этот случай сводит мое существование на «нет».

— Если его не спасешь ты, — раздаются слова Уорнера в комнате, — то и мы не станем.

Этот ребенок.

У него, должно быть, есть мать и отец, кто-то, кто его любит, это ребенок, этот ребенок, этот ребенок в ужасе ковыляет вперед. Он может быть пронзен металлическим сталагмитом в любую секунду.

Спасти его просто: мне нужно взять его на руки, найти безопасное место на полу и держать его в своих руках до тех пор, пока эксперимент не закончится.

Есть только одна проблема.

Если я прикоснусь к нему, он может умереть.

Глава 25

Уорнер знает, что у меня нет выбора. Он хочет загнать меня в такую ситуацию, в которой сможет увидеть эффект от использования моих способностей, и у него нет проблем с тем, чтобы использовать невинного ребенка для достижения своих целей.

Прямо сейчас у меня нет других вариантов.

Мне нужно рискнуть до того, как этот малыш сделает шаг в неверном направлении.

Я быстро запоминаю как можно больше об этих ловушках и изворачиваюсь/подпрыгиваю/огибаю шипы до тех пор, пока не оказываюсь как можно ближе.