А шествие уже остановилось около его дома.
Зайчики от медных труб влетали в высокие окна и золотыми птицами метались в поисках выхода.
Дуглас посмотрел в окно, стараясь, чтобы его не заметили.
И увидел сплошь знакомые лица.
Дуглас заморгал.
Ибо на газоне перед домом стоял с тромбоном в руках Джек Шмидт, с которым они в школе сидят на соседних партах, и задрал вверх трубу Билл Арно, лучший друг Дугласа, и стоял обвитый трубой, как удавом, мистер Винески, городской парикмахер, и… постой-ка!
Дуглас прислушался.
В нижних комнатах царила мёртвая тишина.
Мгновенно он повернулся и сбежал по лестнице вниз. Кухня была полна запахом бекона, но в ней не было ни души. Столовая хранила память о лепёшках, но только ветерок в ней шевелил невидимыми пальцами занавески.
Он кинулся к парадному и выбежал на крыльцо. Да, в доме никого не было, зато перед домом яблоку негде было упасть.
Среди музыкантов стояли дедушка с валторной, бабушка с бубном, Попрыгунчик с детской дудочкой.
Едва только Дуг показался на крыльце, как они все оглушительно завопили, и, пока они вопили, Дуглас подумал о том, как все быстро произошло. Ведь только мгновение назад бабушка оставила на доске в кухне вымешанное тесто (на муке, которой оно посыпано, отпечатаны ее пальцы), только мгновение назад дедушка отложил в библиотеке в сторону Диккенса и Попрыгунчик спрыгнул с дикой яблони. А теперь они стоят в этой толпе друзей, учителей, библиотекарей и четвероюродных братьев с дальних персиковых садов, и в руках у них тоже музыкальные инструменты.
Вопль оборвался, и, позабыв о похоронной музыке, которую играли, пока шли через городок, все стали смеяться.
– Послушайте, – спросил наконец Дуг, – что за день сегодня?
– Что за день? – переспросила бабушка. – Твой день, Дуг.
– Мой?
– Твой, Дуг. Особенный. Лучше дня рождения, праздничней Рождества, великолепней Четвертого июля, удивительней Пасхи. Твой день, Дуг, твой!
Это говорил мэр, он произносил речь.
– Да, но…
– Дуг… – Дедушка показал на огромную корзину. – Тут для тебя земляничный пирог.
– И песочный земляничный торт, – добавила бабушка. – И земляничное мороженое!
Все заулыбались. Но Дуглас попятился, и у него было чувство, будто он сам огромный торт из мороженого и стоит на солнце, но не тает.
– Фейерверк, когда стемнеет, – сказал Попрыгунчик и посвистел в свою дудочку. – Темнота и фейерверк. И я еще даю тебе свою масонскую чашу, в ней до самого верха светляков, которых я собрал за лето.
– Не узнаю тебя, Попрыгунчик. Что случилось, что ты мне это даёшь?
– Сегодня День Дугласа Сполдинга, Дуг. Мы принесли тебе цветы.
Мальчикам цветы не приносят, подумал Дуг, даже в больницу. Но сестры Рамзей протягивали букетики цветов прощай-лето, а дедушка говорил:
– Скорее, Дуг! Стань впереди шествия и веди! Пароход ждет!
– Экскурсионный? Мы поплывём на пикник?
– Я бы назвал это путешествием. – Мистер Винески, парикмахер, одернул фартук, натянул поглубже, чтобы лучше держалась, соломенную шляпу цвета каши из кукурузных хлопьев. – Прислушайся!
С озера, в миле отсюда, донесся тоскливый гудок парохода.
– Шагом марш! – скомандовал дедушка. – Раз, два, Дуг, ну, пошли, раз, два!
– Да, но…
Бабушка зазвенела бубном, Попрыгунчик задудел в дудочку, застонала дедушкина валторна, и толпа, двигаясь по кругу, втянула Дуга и увлекла на улицу, как увлекла собак, тявкавших потом впереди и позади шествия всю дорогу до центра городка, а там, чтобы пропустить шествие, остановился транспорт, люди на тротуарах махали вслед, и кто-то на чердаке «Гринтаунской городской гостиницы» разорвал на мелкие клочки телефонную книгу и выбросил из окна на улицу, но ко времени, когда конфетти из телефонных номеров достигло мостовой, шествие уже спустилось с холма, оставив солнце и городок позади.
Когда все оказались на берегу безмолвного озера, солнце уже заволакивали облака, а с озера быстро надвигался плотный туман, и Дуг, глядя, как он надвигается, испугался – будто от осеннего неба оторвалась огромная грозовая туча и, опустившись, поглотила берег, городок, играющий упоённо оркестр.
Шествие остановилось. Ибо теперь откуда-то из тумана, из-за невидимой пристани, слышался звук огромного приближающегося парохода, скорбно завывающего время от времени голосом маяка-ревуна.
– Ну, скорей, мой мальчик, на пристань, – тихо сказал дедушка.
– Давай наперегонки!
Попрыгунчик кинулся вперед.
Дуглас не шевельнулся.
Ибо пароход уже выходил из тумана, шпангоут за белым шпангоутом, иллюминатор за иллюминатором, и вот он стал в конце пристани и перекинул сходни.
– Почему… – Дуглас уставился на пароход. – Почему у парохода нет названия?
Все посмотрели – и правда, никакого названия на носу длинного белого парохода не было.
– М-мм, видишь ли, Дуг…
Пароход пронзительно загудел, и толпа, зашевелившись, понесла Дугласа по доскам пристани к сходням.
– Дуг, иди первый!
– Играйте, пусть он идет под музыку!