РАЗОРВАННЫЕ ЦЕПИ

Отомщу за смерть отца, сумасшествие матери, самоубийство сестры. И он решил, что я не должен вернуться из зоны живым. Но я вернулся, вопреки его желанию, чтобы отомстить. Все десять лет я жил только одной местью, зная, что должен все пережить и остаться в живых, чтобы теперь он выл от боли и бессилия, как когда-то выл я. Сначала на могиле отца, а потом и сестры, отчаянно клянясь, что сделаю все возможное, но отомщу этой сволочи, который разом лишил меня всего.

Родных, друзей, успешного финансового и жизненного благополучия и, наконец, личной свободы.

Именно ненависть питала меня, помогая не спать по двое-трое суток, не позволяя телу расслабиться, зная, что шакалы в человеческом обличии нападают ближе к утру. Когда ты с трудом справляешься с бессонной ночью и поневоле начинаешь дремать, не в силах держать мышцы все время в состоянии скрученной пружины. И как удобно напасть всем поганым скопом, подловив тебя в такой момент, чтобы в очередной раз попробовать опустить, унизить, превратить в тряпку, в ничто, после чего загнать вниз, под ряды кроватей, где в темноте, всеми презираемые, живут такие же опущенные «петухи». Этакий особый сорт заключенных, с которыми никто не здоровается и руки не подает в опаске даже случайно коснуться. Потому что тогда тоже «зашкваришься» и попадешь в их ряды. А, значит, помимо сексуальных услуг, будешь делать всю самую грязную работу — мыть туалеты и душ, стирать одежду, чужие носки. Даже бить их руками нельзя, только ногами или тапочками по лицу, а тот не имеет право сопротивляться, лишь покорно стоять и ждать окончания наказания. Только, когда «петухов употребляют», это не считается каким-либо оскверняющим контактом. Попавшим в эту касту, выбраться невозможно, поэтому большинство заключенных, кого «опустили», идут на самоубийство.

И это сытое Синягинское быдло заранее решило если не убить, то заставить меня самого наложить на себя руки. Решил обложить со всех сторон, не дав и шанса на выживание, прекрасно зная правило — «за новичка не вмешиваться». В тюрьме каждый должен ответить за себя сам, показать, что ты за человек, на что способен и можно ли тебе доверять, потом, долгие годы, живя с тобой бок о бок. Очень жестоко, но первое слово должен за себя сказать сам, позже тебе помогут или нет — дело второе, как решат. Но не вмешаются, даже, когда хотят уничтожить с определенной целью, как Антон Синягин меня. Такие вещи подготавливаются долго, тонко, планомерно, чтобы потом не стало косяком тому, кто стал исполнителями заказа на зоне. Но выйти из этого достойно можешь лишь сам. Я выдержал, с хищным озверением ломая носы и руки, круша ребра и челюсти, расшибая костяшки пальцев об морды нападавших. Не один раз, сжимая зубы в бессильной злобе что-то изменить, и попадая в карцер после очередной драки.

Выжил, несмотря на неоднократные попытки это исправить. Ведь на воле заказчик ждал результата, а я жил, и с мучительным остервенением продумывал множество вариантов моей мести. Я подожду, выживу, выйду на свободу и обязательно исполню свою клятву. Не знаю, после какого времени меня бы все же прирезали на зоне или «опустили», если бы однажды ко мне на прогулке не подошел местный авторитет, и внимательно посмотрев на меня, сказал:

— Больше тебя никто не тронет, мне не нужны «косяки», и беспредельничать на зоне без разрешения никому не позволю! Только подкачался бы, что ли. Злости много, драться можешь, а телом не вышел. Выживешь здесь — на воле достанут. Готовься, месть — блюдо холодное!