Разоблачение Тисл Тейт

– Но не о сегодняшнем, – отзывается Лиам. Он протягивает ко мне руку через стол и берет мою ладонь в свою. У него горячая и потная ладонь, прямо как у меня. – Я надеюсь.

– Мне придется сходить с тобой еще на несколько свиданий, пока я в этом удостоверюсь. Не хочу давать тебе поспешных ответов.

– Справедливо. Я тебе обещаю, что так и будет. Но я все еще не могу поверить, что ты предпочла меня Мачу-Пикчу. Ты хотела туда поехать как одержимая с тех пор, как нам исполнилось по десять лет. Мы тогда посмотрели документальный фильм на канале «История». Ты все беспокоилась о том, правда ли этот город построили инопланетяне. Вот смехота-то была.

– Не беспокойся, я могу посмотреть и на разные другие старые развалины.

– Так есть что-то еще, что ты предпочла бы мне?

Лиам ужасно и восхитительно подмигивает мне. Мы оба печально известны своим неумением подмигивать. Прежде чем я успеваю ответить, к нам подходит официантка с нашим заказом и ставит между нами полные яств тарелки. «Конечно же, нет», – думаю я первым делом. Но потом понимаю, что это не совсем правда. Например, мама. Потусторонний мир. Но об этом я ему не говорю. Вместо этого я произношу:

– По-моему, я за сегодняшний вечер и так сделала тебе кучу комплиментов. Давай-ка поедим, пока твое самомнение окончательно не раздулось.

* * *

Когда я возвращаюсь домой, дверь в папину комнату уже закрыта, и свет не горит. Я запрыгиваю с ногами на кровать, раскинув руки над головой, и матрас несколько раз пружинит от моего прыжка. Пальцы на что-то натыкаются, и это оказывается полный стакан воды на прикроватной тумбочке.

Обычно в таких ситуациях я ругаюсь и психую, но сейчас я слишком счастлива из-за свидания, чтобы беспокоиться о чем-то. Я перекатываюсь на бок, чтобы оценить масштаб разрушения. Стакан не разбился, и вода пролилась только на холщовую сумку, которую я вчера брала на презентацию. Я слезаю с кровати и начинаю все из нее вынимать: несколько экземпляров книги, ручки, бутылки воды. Все это практически сухое, поэтому я просто вешаю мокрую сумку на стул возле письменного стола. Затем мои пальцы натыкаются на последний листок бумаги на самом дне. Наверное, старый помятый чек или какой-нибудь флайер. Я уже тянусь к мусорной корзине, когда замечаю буквы: «Эмма Флинн».

В животе все переворачивается от чувства вины. Но ведь я даже не соглашалась ей писать, так ведь? Нельзя было этого делать. Почему-то лгать больной девочке по ощущениям в миллион раз хуже, чем обманывать здоровую. С другой стороны, я могу за полминуты сочинить ни к чему не обязывающее сообщение. И, по словам ее брата, ее настроение поднимется на целый день.

Я сажусь за стол и открываю ноутбук. Просто короткое сообщение. Доброе дело, которое я совершу уже сегодня.

Дорогая Эмма Флинн…

Я пишу несколько коротких строк и нажимаю кнопку «Отправить». Хорошо, что я это сделала. Теперь об этом можно забыть, совесть моя чиста. Но потом я представляю, как она расскажет о письме Оливеру, как он обрадуется. Это странно, но, лежа в постели и постепенно погружаясь в сон, я думаю не о Лиаме. Я думаю об Эмме и Оливере Флиннах.

* * *

Я просыпаюсь несколько часов спустя. Судя по ярко-голубым цифрам на часах, что стоят на моей прикроватной тумбочке, сейчас 3:37. Я вздыхаю и переворачиваюсь на другой бок, надеясь снова заснуть. Мне снился такой хороший сон, целое приключение с Шерлоком (в его роли, конечно, был Бенедикт Камбербэтч), в котором было место русалкам, сиренам и даже развалинам старинного замка у моря.

Но потом я слышу, что именно меня разбудило. Это папа. Он плачет в своей спальне, за тонкой перегородкой, которая разделяет наши комнаты. Этот звук я не слышала уже много лет, с тех пор как в нашу жизнь вошла Мэриголд.

Я выскальзываю из постели и выхожу в коридор. Стучу один раз, потом еще один. Плач прекращается, и в доме внезапно становится слишком тихо. Я даже слышу равномерное дыхание Люси, которое раздается снизу.

– Пап? – произношу я.

– Все в порядке, Тисл, – быстро отвечает он, а потом откашливается, прочищая горло, – не стоит беспокоиться, прости, что тебя разбудил. Возвращайся в кровать.

Я глубоко вздыхаю и, не обращая внимания на слова отца, поворачиваю ручку и открываю дверь. Я несколько раз моргаю, фокусируя зрение на комнате. Свет включен, папа лежит на кровати, и все его одеяло усыпано фотографиями, какими-то бумагами и женскими драгоценностями. Наверное, мамиными.

– Что?.. – начинаю я, но потом подхожу ближе к кровати.

– Извини, я в порядке, честно, – бубнит папа, собирая в толстую стопку бумаги, которые вблизи выглядят как написанные от руки письма. – Я просто увидел тебя в ее свитере… И весь день думал о ней больше, чем обычно.

Я беру в руки фотографию, которую раньше никогда не видела: мама с папой на пляже, смеются, стоя против ветра, и он весело раздувает их волосы.

– Что это за снимки? Ты раньше мне их не показывал.

Папа отвечает не сразу.

– Знаю, милая. Я и себе долгое время не позволял смотреть на эти вещи, но ты права, нужно было с тобой этими фотографиями поделиться. Не сегодня, но скоро, хорошо?