Разоблачение Клаудии

Когда Клаудия рассказала об этом Бобби, тот велел ей не лезть не в свои дела.

– Не вздумай трепаться. Все равно ведь потом не пойдешь в суд.

Однако перед глазами у Клаудии по-прежнему стояла та картинка. Ничего не сказав Бобби, она обратилась к соседям, жившим через два дома, и попросила позвонить в полицию. Те сказали ей то же самое: «Не заморачивайся. Не твое это дело». Но когда Клаудия описала им жертву, соседка, волнуясь за пропавшую дочь, подходившую под это описание, все-таки пустила ее к телефону.

Приехали полицейские, однако соседи наотрез отказались открывать им дверь. Клаудии пришлось говорить с ними на улице.

Те ничего не нашли: ни тела, ни следов крови.

Все решили, что Клаудия бредит: мол, ей просто привиделось.

Бобби спросил, зачем она вообще принялась трепать языком.

– Ты, чертова самаритянка, когда-нибудь влипнешь по уши! Будешь болтать – кончишь как Вики Хэнкок.

Это так поразило Клаудию, что в последующие несколько дней у нее охрипло горло, и она потеряла голос. Она не могла ни есть, ни спать, поэтому через три дня после «поножовщины» попала в отделение неотложной помощи больницы университета штата Огайо, откуда была госпитализирована в Апхэм-холл.

* * *

Говорить Клаудия не могла, поэтому написала записку: «Я потеряла голос после того, как стала свидетелем убийства».

Медицинское заключение доктора Стинсона от двадцать шестого августа семьдесят седьмого года подтверждает рассказ Клаудии.