Разные судьбы

Данилюк, пряча усмешку, переглянулся с бригадиром и всем стало ясно, что парторг знает о цели их прихода и что до этого у него с Избяковым уже был разговор.

Но вот полное лицо Данилюка стало серьезным, из глаз исчезла добродушная усмешка.

— Эту задачу вам, товарищи, не Избяков поставил, а сама жизнь.

Он встал и принялся расхаживать по кабинету, наклонив голову.

— В каждом строю есть направляющие, — говорил он, — в армии, например, для дальнего похода они подбираются из самых сильных и выносливых солдат. Им предстоит выбирать дорогу, протаптывать стежки для тех, кто идет сзади. Вот вы и будете направляющими в нашем рабочем строю. Дорога к коммунизму не пойдет по асфальту. Придется шагать по непаханной целине, протаптывать стежки по снегу и даже через грязь. Всякое, ребята, может быть.

Данилюк выпрямился, обвел потеплевшим взглядом лица слесарей, поинтересовался:

— Понятно я говорю?

— Понятно.

— Все, как на ладони видно.

— Ну, вот и хорошо, теперь ваша очередь.

Парторг присел на крайний стул и, положив локоть на угол стола, приготовился слушать. Слесаря почувствовали непринужденную обстановку, заговорили все сразу.

— С чего начинать?

— Условия надо для работы.

— Состав бригады пересмотреть. Выкинуть кое-кого.

Данилюк внимательно слушал выкрики, стараясь запомнить каждый. Когда шум немного затих, поднял руку.

— Горячие вы, однако. Давайте кое-что вместе уточним. Вот вы говорите, — он ткнул очками, которые держал в руке, в сторону Торубарова, — говорите надо состав бригады пересмотреть. Из всего коллектива депо можно, конечно, подобрать десяток хороших товарищей, каждый из которых может хоть сейчас стать членом бригады коммунистического труда. Так подбирают сборную команду футболистов.

Данилюк протер носовым платком очки, одел их. И снова построжело его лицо.

— Вы, что же, думаете в коммунизм по пропускам будем входить? Всех надо готовить. Кое с кем повозиться придется, в надлежащий вид его привести.

Торубаров покосился на Савельева, упрямо замотал головой.

— Из черного теленка — сколько его не мой — белой коровы не вырастет.

— Браво, Тиша, остроумно, — воскликнул Савельев, доставая свой блокнот.

— Неверно! — возразил Данилюк. — Вот я вам для примера расскажу. С фронта мне приходится дополнительный груз в легком носить — кусок металла в одиннадцать граммов весом. Но как назло, после войны пристрастился к курению. Пачки на день не хватало. Знаю — никотин меня постепенно убивает, а бросить курить силы воли не хватает, нервы после фронта пошаливали. И вот договорились мы, четверо таких же калек, бросить сообща. Для крепости договора поспорили. Стали друг за другом следить. Бывало, до того приспичит — терпенья нет, стараешься куда-нибудь за угол спрятаться, затяжку сделать, а партнеры по спору за мной по пятам, глаз не спускают, где там закуришь? Стыдно проспорить. Прошла неделя, другая так и отвыкли все. А сейчас и запах табачного дыма не переношу. Вот так каждый из нас четверых одну вредную привычку в себе изжил. Коллективом все можно.

Беседа продолжалась до обеденного перерыва. Прощаясь со слесарями, Данилюк задержал в дверях Савельева:

— Скажите, это вашу песню на днях во Дворце исполняли? Или другой Савельев есть?

— Савельев в депо один, — осторожно ответил Евгений.

— Хорошая песня. Дальше учиться надо. Развивать свои способности. И от вредных привычек надо освобождаться.

— Стараемся по силе возможности, — небрежно ответил парень, выходя вслед за товарищами.

До трамвайной остановки двигались молча, каждый по своему обдумывал разговор с парторгом. Только в конце пути бригадир нарушил молчание.

— Ну, что ж, братва, — задорно воскликнул он, — взялся за гуж — не говори, что не дюж! А? Правильно?

Ребята были согласны: правильно!

* * *

В понедельник, придя на работу, Савельев первым из бригады увидел на стене свежий номер «Молнии».

«Привет передовикам производства!» — прочитал он, подойдя ближе.

— Братва, тут о нас написано. Читайте! «В борьбе за звание коммунистического труда Избяков и его товарищи добились высоких производственных показателей…» И среди героев труда фамилия небезызвестного вам Савельева.

Обведя мечтательными глазами собравшихся, произнес:

— Вот это я понимаю. Три нормы. Поэзия!

Шагал он трудною дорогой,
С чела не вытирая пот.

— Не чело, а чучело, — поправил Тихон.

— Ты о ком?

— О твоей героической фамилии.

Савельев обиделся:

— Стыдно, товарищ Торубаров, некультурно выражаться. В передовом коллективе все-таки работаете.

— Разве не видишь — чепуха это. Не могли мы за прошлую неделю три нормы выполнить.

Подошел бригадир. Прочитав газету, он побледнел и, резко повернувшись, заторопился в другой конец цеха, но через несколько минут вернулся.

— Коршунов, что это значит? — грозно спросил он, показывая на газету. Тот пожал плечами:

— Наверно, начальство нам условия создает.

— Иди-ка ты… со своими условиями. Что ты написал в нарядах?

— Чего напустился? Все законно, — невозмутимо парировал Коршунов. — Сам Сорокин выписывал, а начальник депо утвердил. Я только подпись за тебя ставил.