Разные судьбы

— Таким как ты еще апостол Лука советовал: «Трудитесь, как ослы, и вы получите от бога такое же уважение». Аристотель и Вильям Шекспир…

— Началось! — недовольно протянул Торубаров. — Откуда ты только выкапываешь иностранщину? Я тоже на десяти языках ругаться умею, а прошвабрю тебя по-русски, с морской водицей.

— Ну-ка, Тиша, давай, — подбодрил его Савельев, располагаясь поудобнее, рассчитывая слушать по крайней мере целый час. — Честное слово, всю жизнь бы твоим голосом наслаждался.

Как скрипки тонкая струна
Звучит в ушах твой голос нежный.

— Не мозольте попусту языки, — крикнул Избяков, поднимаясь с места. — Давайте о деле. — Он поискал глазами какое-нибудь возвышение, но не найдя ничего подходящего, сказал:

— Придвигайтесь ближе, сообщение есть.

— Опять о новых расценках? — поинтересовался Савельев.

— Угадал, — подмигнул Хламов, — прогрессивку слесарям теперь будут платить в зависимости от посещения закусочных.

— Еще бы за болтовню тариф добавить, — нашелся Савельев.

— Хватит. Времени у нас в обрез! — бригадир рубанул ладонью воздух. — Разговор к вам такой. Все вы, наверное, читали тезисы доклада товарища Хрущева. Некоторые даже в политкружке изучали. Значит, ясно. Напомню главное: советские люди приступают к развернутому строительству коммунизма.

Несмотря на то, что перед Избяковым были его товарищи, с которыми несколько лет работал рука об руку, он волновался.

— Наша бригада состоит из комсомольцев и молодежи. Имеем ли мы право отставать от других?

— Поближе к делу, — не вытерпел Торубаров. — Что предлагаешь?

— Бороться за звание бригады коммунистического труда.

— Так бы сразу и сказал, — вздохнул Тихон, — а то развел агитацию. Какой тут может быть разговор? Все согласны!

— Ишь, какие прыткие! — крикнул слесарь Коршунов, самый старший человек в бригаде. — А условия?

— Про условия в газетах ясно сказано, — оборвал его Торубаров, — всем учиться, перевыполнять производственные задания. Все за одного, один за всех.

— Это я не меньше тебя понимаю, — отмахнулся Коршунов, — надо, чтобы нам начальство условия в работе создало. Мы ведь другим пример должны показывать.

— Какие тебе особые условия? — спросил Хламов.

— Что ж ты, — не унимался Коршунов, — как это делается не знаешь? Надо человека поднять для показа, — ему условия: машинисту, например, зеленую улицу и поездок подходящий, забойщику в шахте — лаву хорошую и откатку угля обеспечивали, чтобы он мог десять — пятнадцать норм вырубить. Ну, а потом портрет его в газете на первой странице, орден и все такое. А что мы можем без помощи начальства сделать? Накричим только, а потом все пальцами на нас будут показывать.

— Эх ты, темнота, — укоризненно произнес Хламов. — Куда хватил, нынче будет иначе, понял? Трудись, как все, а делай лучше. Вот тогда будет пример.

Коршунов повернул к Хламову свое скуластое с раскосыми глазами лицо. Слащаво улыбнулся:

— Как тебя понимать? У меня одна голова и две руки, сколько могу ими столько и делаю. Может, думаешь, еще пара этих конечностей вырастет и вторая голова добавится? Так, что ли?

Хламову помог Избяков.

— Не бойся, Коршунов, — сказал он, — к твоей комплекции добавлять нечего. А вот в голову каждому из нас придется добавить по изрядной порции. Учиться придется. Передовые методы осваивать, тогда двумя руками многое можно сделать.

— У умной головы — умные руки, — солидно вставил Савельев.

— Правильно, Женя! — подхватил бригадир. — Хорошо сказал и вовремя.

— Это не я, а Сократ.

— Молодец твой Сократ. За такие слова его можно в бригаду коммунистического труда принять.

— Опоздали, — вздохнул Савельев, усмехаясь. — Сократ скончался две тысячи лет тому назад.

— Так это ты у себя книжки доисторических брехунов держишь? — удивился Торубаров. — И меня еще с ним, иногда, на одну колодку…

— Успокойся, Тиша, — примирительно пробормотал Савельев, — ты гораздо умнее Сократа.

Избяков взглянул на часы.

— Кончайте, товарищи. Пора за дело. А разговор мы завтра у парторга продолжим. Сегодня я так, чтобы каждый мозгами пораскинул.

На другой день к десяти часам утра бригада в полном составе собралась в парткоме. Секретарь партийного бюро паровозников Семен Данилович Данилюк сидел за столом. Увидев слесарей, отложил в сторону бумаги и широким жестом пригласил рассаживаться на стулья, стоявшие вдоль стен кабинета.

Данилюк был несколько грузноват и светловолос, роговые очки придавали его лицу выражение надменности. Он сидел, потирая ладони, и смотрел на слесарей поверх очков. С минуту длилось неловкое молчание, никто не осмеливался начинать.

— Ну, рассказывайте! — наконец попросил парторг.

Все посмотрели на Избякова. Раз бригадир ему и начинать. Но бригадир тоже молчал. Куда и смелость девалась.

— Да вот, товарищ секретарь, — начал Хламов, почесывая затылок, — бригадир задачу задал…

Семен Данилович снял очки и его лицо неузнаваемо преобразилось. Оно помолодело, взгляд светло-серых, чуть прищуренных глаз казался наивным.

— Какую задачу? Уравнение с четырьмя неизвестными?

— Больше наберется.