Виктор аккуратно, держась за что только можно, добрался до места рулевого и включил лампочку над кренометром:
– Тридцать семь градусов.
– Да, неплохо закладывает, – буркнул капитан.
А в это время справа накатывал очередной вал. Набрав силу в открытом океане, подгоняемый ветром, гребень высотой был почти вровень с мостиком и тянулся в обе стороны докуда доставал взгляд. Или это так казалось потому, что ночь, а ночь искажает размеры предметов. Как бы то ни было, но «Шенск», только успев выровняться, максимально упав к подошве волны, уже снова начинал валится налево, поднимая правый борт. Вал напирал, грозя накрыть. В иллюминаторах левого борта небо исчезло – только бушующее море. А справа… стена неумолимо надвигающейся опасности. От напора воды корпус судна стонал и был готов переломиться. Когда создалось визуальное ощущение, что мачты проткнут волну и в это отверстие нырнёт в глубину весь теплоход, капитан, цепляясь за стойку и стараясь удержаться на ногах, обернулся к рулевому:
– Сколько крен?
Алексей обернулся к прибору и присмотрелся:
– Тридцать девять.
В этот момент теплоход правым бортом завалился вправо, и пополз под накатывающуюся волну.
– Крен?! – крикнул капитан.
– Сорок один, – Алексей увидел, как стрелка совсем немного не дошла до красной черты, буквально пару делений.
– Александр Михайлович, – штурман повернул голову от радара, в котором он рассматривал береговую линию, искаженную штормом, и старался определиться с местоположением, – может поменять курс? Сейчас завалит.
Очередная волна, которая довела стрелку кренометра до красной черты, но не позволила пересечь её, окатила теплоход мириадами брызг, ускорила решение капитана:
– Держи на волну, – распорядился он, – как увидишь вал, крути штурвал на него.
– А курс? – спросил Алексей.
– Какой, на хрен, курс? На волну… право полборта!
Алексей повернул штурвал, но теплоход пропустил ещё один удар разозлившегося Нептуна.
– Крен сорок два, – доложил рулевой, – руль вправо пятнадцать.
Пережив ещё один сильнейший удар «Шенск» начал поворот направо и через несколько минут картушка колебалась возле цифры «двести двадцать».
– Пока так держи, – распорядился капитан, – но смотри на волну, хотя … так вроде нормально.
Высоко поднятый нос судна нырнул в надвигающуюся волну, брызги ударили в иллюминаторы. Корпус завибрировал – гребной винт «хватанул» воздух. Гребень волны, разрезанный надвое форштевнем теплохода, прошел вдоль всего корпуса на уровне мостика. А старый лесовоз уже встречал новый вал…
– Вот же гадство, – ругнулся Виктор, – это мы попали не по мелочи. Как считаете, Александр Михайлович, какая сила? Волны, вон, метров по двенадцать.
– Ну, двенадцати нет, – прикинул капитан, – но шторм крепкий. Я в таком давно не был. Груз бы не потерять. Алексей, что там с креном?
– Сейчас двадцать девять показал.
Возле двери выхода на правое крыло, на стене заморгал красный огонёк вызова. Виктор снял трубку и, послушав, обратился к «мастеру»:
– Из машины звонят, течь в первом трюме. Уже семьдесят сантиметров.
– Насосы включили?
– Работают. Как бы не было больше. Что делать – то будем. Может к берегу?
Капитан осматривал волны, бьющие в нос и молчал.
– Александр Михайлович.., – начал штурман.
– Какой к берегу… Ты слепой? Только на волну. Дай трубку. Алё, машина. Что там у вас? А активней качать не можете? Другие трюмы как? Ладно, контролируйте. Обороты сбавьте до среднего. Повесь, – капитан передал трубку Виктору и спросил рулевого – Сколько крен?
– Двадцать восемь последний, – ответил Алексей.
– Хорошо. Пока так пойдём. Поставь на автомат и пройди по помещениям, посмотри как обстановка.
Алексей, помогая себе руками, «крабиком» начал обходить палубы. В коридорах всё было нормально, но вот в кают-компании на полу лежали осколки от разбитых чашек, которые были сорваны с крючков-подвесов – придётся с утра Наташе-буфетчице поработать. На камбузе кок, старый морской волк, заблаговременно, всё, что могло упасть, сложил в раковины моек, включая разделочные доски и ножи. Вахтенный обошёл все помещения – всё в норме, закрыто, обжато, течи не видно, хотя запах сырости… но куда без него.