Размышляя о Брюсе Кеннеди

И какое настало облегчение для всех, когда тот злополучный фильм на самом деле оказался пустышкой. Мириам вспомнила совместный с Беном воскресный поход в кино. «Eyes Blue Shoot» [52] — речь в нем шла о существе — наполовину человеке, наполовину кукле — в маске, сделанной из раскрашенной в кричащие клоунские цвета тыквы. Поначалу существо просто проказничало, однако очень скоро перешло к убийству и насилию. Была там безвкусно сляпанная сцена, где изнасилованной женщине удается схватить с кухонного стола нож и раскурочить большую часть тыквенной маски. Мириам сперва зажмурилась, потом через силу заставила себя смотреть. И этот эпизод с хлебным ножом, который раскрывает истинное лицо, она запомнила навсегда, тут надо отдать Стану должное. Ладно, но что кроме этого? Что могло быть проще подобных дешевых шоковых эффектов?

Когда фильм закончился, Бен заметно приободрился. Они зашли в кафе выпить, поговорить. Там он не умолкал ни на секунду и постоянно тряс головой.

— Ну как, как такое возможно? Стан, конечно, всегда был немного того, но кто бы мог предположить, что он так болен?

Мириам сочла фильм отвратительным, но ее не оставляло чувство восхищения от его откровенно беспардонной грубости. Казалось, Стэнли Форбс каждому жителю Нидерландов — особенно неудачникам — показал средний палец, плюнул в лицо, притом куда откровеннее, чем во время интервью у бассейна в Лос-Анджелесе. Налицо было циничное бесстыдство (иного обозначения она не придумала), совершенно отсутствующее в фильмах Бернарда Венгера да и вообще режиссеров его поколения. Циничность и бесстыдство, — будто тебе под ноги шмякнули здоровенный кровавый кус мяса, а ты сначала отворачиваешься, не решаешься взглянуть, не хочешь смотреть, но знаешь, что рано или поздно посмотреть придется.

— Бедный, бедный Стан, — сказал тогда Бен. — Как же его скрутили эти американцы с их вопиющей безвкусицей.

Следующие два фильма Стэнли Форбса в нидерландские кинотеатры вообще не попали. Иногда на вечеринках или после премьеры заходил разговор об этой «заморской птице Стане», его неуемном бахвальстве и навязчивых идеях о мгновенном американском успехе. Сам Стэнли Форбс, казалось, старательно избегал свидания со своим былым отечеством, во всяком случае, никто из круга друзей и знакомых не встречал его. «Да как же я покажу здесь свою рожу», — сказал кто-то, и собравшиеся смеялись долго и от души.

А потом случилось совершенно неожиданное. Четвертый фильм Стана, «Midnight, Dawn, Daybreak» ,[53] пусть и скромно, но был замечен в Нью-Йорке и появился в нидерландском прокате. Повесть о трех парнях, едущих автостопом из Бостона в Денвер и в Скалистых горах случайно убивающих медведя, встретила в нидерландской прессе благосклонный интерес. Не очень громкий, но благосклонный.

И снова Бен и Мириам очутились в кинотеатре. Повсюду гремел его последний киношедевр «Midnight, Dawn, Daybreak». Одного из трех парней играл неизвестный американский актер, который своим шутовством, гримасничаньем и чередованием дурацких голосов изрядно подпортил общее впечатление. Но было в фильме и несколько поистине незабываемых сцен, а главное, на сей раз они не относились к разряду тупых шок-эффектов из «Eyes Blue Shoot». Необычайно трогала решимость, с какой двое молодых людей взяли на себя заботу о трехмесячном медвежонке убитой медведицы.

В этом фильме сквозило что-то наивно, излишне прямолинейное, вроде призыва «назад к природе», — но зритель на все полтора часа охотно погружался в такую наивность!

Когда фильм закончился и все собрались в кафе, Бен вел себя намного тише, чем после первой картины бывшего однокашника.

— Ну да, ну да… — произнес он раз-другой, покачивая головой и снова заказывая выдержанную можжевеловку со льдом. Несколько времени Мириам надеялась, что он не станет, во всяком случае хотя бы в день показа, критиковать фильм, однако после третьей рюмки Бен с угрюмым видом пустился в разгром слабости «Midnight, Dawn, Daybreak». Она знала, что, когда он подшофе, спорить с ним совершенно бессмысленно. Но как только он усомнился в искренности намерений парней участвовать в будущем медвежонка, она не могла не возразить. Мгновение Бен безмолвно уже осоловелым взглядом всматривался в лицо Мириам, сделал шаг назад, пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за стойку бара.

— Ну кто, кроме женщины, способен так тупо клюнуть на эту сладенькую сказочку о животных?

Мириам почувствовала, как к глазам подступили слезы бессильного гнева, и в тот же миг увидела, что Бен сам испугался своего выпада. Попытался выдавить из себя улыбку, но от этого складка вокруг рта стала еще более жесткой. Протянул к ней руку, на секунду коснулся плеча Мириам и опять отдернул.

— Я не хотел… — начал он. Не договорил и долго смотрел на нее, беспомощно, с мольбой в глазах.

— Так ведь все вполне понятно, Бен. В самом деле, ты послушай себя.