Разлом

– Я ведь только на минуту, у нас внизу банкет! – пыталась оправдаться я. Спустя какое-то время я взяла пустое блюдо и спустилась в лабораторию. Мне показалось странным, что на корме не играла музыка, не раздавался звук гитары. Я открыла наружную дверь с палубы и вошла в помещение лаборатории. Там еще сидел подвыпивший народ за полупустыми столами и вел неспешные разговоры – обычный вечерний треп. Даже шеф еще не ушел к себе и что-то активно обсуждал с другими сотрудниками. Андрей был среди них. Студенты исчезли. Блондинки тоже не было. Я, стараясь остаться незамеченной, тихо прошла за стенд к мойке и поставила на ее дно свою пустую тарелку. Потом я подошла к столу и стала помогать женщинам собирать грязную посуду. Тут только шеф обратил на меня внимание:

– Мы уже за вами в каюту ребят посылали. Думали, вам стало плохо от съеденного!

– Одной! – ехидно добавил Андрей. Я не ответила, продолжая собирать пустую посуду.

– Чаю не хотите? – продолжал шеф. – Кстати, я хотел поговорить с вами о работах в зоне разлома. Может быть, удастся выкроить лишний день или два и сделать там небольшой полигон. По времени мы успеваем. Я завтра поговорю с капи… В общем, зайдите ко мне завтра часам к 11 утра, обсудим. Только каюту не перепутайте! Моя – справа. И возьмите с собой ваши карты и схему намеченных профилей.

Он встал и пошел к себе. А мы с еще одной женщиной целый час возились у мойки. Потом я спустилась к себе в каюту. Моя соседка уже спала. Я тихо забралась на свою койку и, включив ночную лампу, взялась за книгу. Читать я не могла, и сна тоже не было. «Хорошо, если получится с полигоном. Может, повезет, и удастся сделать нужные мне профили и получить записи со следами молодой тектоники!»

На самом деле я думала совсем не об этом. Когда это все началось с Андреем: в университете или уже позже? Он закончил на два года раньше меня и пришел работать в Институт. Сразу поступил в аспирантуру, был женат какое-то время на профессорской дочке. Вскоре ее семья поехала работать за границу, а через два года родители вызвали дочь, которая ждала ребенка от Андрея. Погостив, она решила там остаться. Какое-то время проблема еще обсуждалась. Потом решилась в пользу отъезда. Андрей должен был последовать за женой и также получить право на проживание. Он отказался. Здесь была аспирантура, его родители. Он всегда был популярен и любим. Там ему нечего было делать даже после рождения ребенка. Но они не разошлись. Он бывает там по приглашению. После первого визита он впал в депрессию и даже запил, ударился во все тяжкие, по нескольку дней не появлялся в Институте. Шеф на все закрывал глаза. Андрей был его любимчиком. Но однажды даже он не выдержал проделок своего аспиранта и при всех довольно холодно сказал: «Андрей Георгиевич, хотите – защищайтесь, не хотите – увольняйтесь! И закончим на этом!» После этого Андрей пришел в себя и уже через год защитил диссертацию.

Семинары, конференции, экспедиции, студенты-дипломники – он стал кумиром молодежи: девицы сходили по нему с ума, парни ему подражали, как могли. А я тем временем поступила в аспирантуру, возможно, потому, что хотела быть равной Андрею. Такой пример! Начались мои мучения. Была ранняя весна: все эти лилово-голубые тени на снегу и под глазами! Это мое время – с конца зимы до середины марта. Апрель – уже не мой. Такая резкость очертаний в мире, такой призыв природы: «Быть!». Стоишь на остановке автобуса и видишь пустую пачку из-под сигарет, лежащую возле урны. В глаза бросаются все изломы, вмятины и острые углы. Замечаешь, как скорчилась эта пустая коробка в приступе смеха или отчаяния в ожидании дворника с метлой. Приговор и уход! Никто больше не положит ее, лаская, на стол, не вытянет из глубины картонного тоннеля дурманящий стержень. Так изводила меня та весна. Мир иллюзий заменял реальность.

Мы ездили с ним на его машине пообедать в ближайшее кафе. У него была черная куртка и ярко-желтый шарф. Однажды он зашел к нам в комнату, принес каких-то веток с улицы и воткнул их в графин на моем столе. Потом начались студенческие сессии, экзамены, защита дипломов. Он вел курсовые и дипломные работы у студентов. Начались полевые практики. Он не спешил встречаться с кем-либо серьезно. Для меня это обернулось страстью, наваждением, сверхидеей стать лучшей из лучших и… покорить! Здесь нет начальной фазы и отсутствуют правила, здесь каждый момент – решающий, а бьют больно!

Ваша дверь, говорите, справа, любезный шеф? Тогда мне налево! Я закинула книгу на полку, встала, надела другую майку, подрисовала стрелки у глаз до бровей и тихо вышла из каюты. Я поднялась по внутренней широкой лестнице наверх, туда, где светят звезды. По дороге я встретила блондинку, которая, видимо, возвращалась со студенческих посиделок. Мы обе молча прошли мимо друг друга. Она, по всей видимости, решила заглянуть в лабораторию «с проверкой». Надеюсь, я ее успокоила. Мой путь лежал наверх!