Разлив Цивиля

Холодный воздух приятно освежил разгоряченное лицо, дышалось легко, свободно. Павел шагал широко, по-солдатски размахивая обеими руками. Но стоило вспомнить Галю и ее мужа — а ничего другого ему сейчас на ум не шло, — как на душе становилось муторно и пусто. Он старался, он заставлял себя думать о чем-нибудь другом, ну, например, о том, что уже совсем скоро он будет в родных Сявалкасах. Но перед ним снова и снова появлялась Галя и закрывала, заслоняла собой все остальное.

Время летит, а первая любовь все еще не забывается.

3

Встреча с Галей выбила Павла из колеи. Он все еще никак не мог собраться с мыслями, хотя давно уже прошагал привокзальную улицу и шел центром поселка.

Деревянные дома выделялись среди каменных своей нарядностью: резные наличники, вышитые занавески в окнах придавали им своеобразную красоту. Переезжая из деревни в райцентр, люди старались сохранить в облике дома свое, деревенское. Около домов и тут и там стояли широкие, с коньковой крышей ворота, хотя, в сущности, никакой нужды в них не было, никто в них не въезжал, никто из них не выезжал. Просто раньше дома и дворы строились с воротами — пусть и нынче будут с воротами.

От этих ворот, от занавесок в окнах с привычными для глаза узорами на Павла повеяло родной сторонкой, родными Сявалкасами. В груди разливалась радостная теплота: наконец-то он дома, в родных местах, в своей родной Чувашии!

Около стеклянного, отделанного серым гранитом универмага Павел на минуту приостановился. В просторных витринах магазина стояли манекены в узких брюках и однобортных пиджаках, которые еще несколько лет назад начали входить в моду, и вот, видно, мода эта дошла и сюда. Москвичи на целине уже давно щеголяли в таких костюмах, Павел не удержался, купил такой же и себе, но пока еще ни разу не надевал. Как-то неловко, непривычно было носить узкие брюки, да и то сказать: не так-то много выдавалось праздничных свободных дней, чтобы ходить в обновах. Из окрестных деревень в райцентр уже начал стекаться народ. Вот к витринам универмага подошли две чувашки в черных шубах с оборками, судача меж собой, что магазины открываются так поздно. А вон подвода подъехала к мебельному.

Павел повернул к райкому. Сюда подкатывали подводы. Мужики заезжали в ограду, привязывали лошадей к коновязям, задавали сено. Тут же, меж санями, бродили вездесущие козы, потряхивая бородами, воровато поглядывая на аппетитно пахнущее сено. Приезжие отгоняли их, пуская в дело кнут, и козы, задрав рога и потряхивая своим двухсосковым выменем, неохотно убегали. Какое-то время они делали вид, что сено их вообще нисколько не интересует. Но как только приезжие прятали кнуты в сани, закрывали их пологом и уходили в райком, козы незамедлительно появлялись около саней. У чувашей какая-то брезгливость к этой «чертовой скотине», не любят они и козье молоко, хотя врачи и говорят, что оно очень полезно. Сявалкасинцы и вовсе не держали коз. Козы развелись в войну и в трудное послевоенное время.

На крыльце райкома уже людно, говорливо. Павел поискал среди приехавших знакомых, но никого не нашел. Вроде бы вон того крепыша в полушубке приходилось когда-то видеть, и лицо этого улыбчивого мужчины в заячьей шапке тоже кажется знакомым, но кто они, эти люди, Павел припомнить не мог. А может, даже он их и не знает совсем, а просто показалось, что знакомы.

На дороге перед райкомом остановился новый «газик», шофер, открыв дверцу, но не выходя из машины, внимательно посмотрел на заднее колесо, и Павел узнал в нем Виссариона Марковича, а по-уличному — Виссара. Был он сявалкасинский, а работал шофером в леспромхозе. Раньше работал на так называемой газогенераторной машине, где топливом служили чурки, теперь на легковой, похоже, возит начальство.

Тем временем хлопнула вторая дверца, и из-за машины на дороге появился невысокого роста мужчина в кожаном пальто, в серой каракулевой шапке, с офицерским планшетом в руках. Был он крепкий, ладный и какой-то весь светло-коричневый: такого цвета были его пальто, планшет, верх шапки, окантовка на бурках, таким же было и обожженное на ветру и морозе лицо.

Проходя мимо Павла, он пристально поглядел на него строгими требовательными глазами, словно спрашивал: кто такой и откуда? — и легко взбежал на райкомовское крыльцо. Стоявшие на крыльце почтительно расступились, давая дорогу, но он замедлил шаг и начал здороваться со всеми за руку. Послышалось:

— Трофиму Матвеевичу! Наше вам!

— Салам, салам, Иван Евдокимович…

Раздался смех, должно быть, что-то веселое сказал леспромхозовский начальник. Он же первым открыл дверь и первым вошел в райком, а уж за ним двинулись и все остальные.

Машина неожиданно тронулась, и Павел запоздало пожалел, что сразу не подошел к Виссару. С ним бы можно было доехать до леспромхоза, а оттуда до Сявалкасов и недалеко, и всегда найдется на чем уехать. Но ведь должен же кто-нибудь приехать из Сявалкасов и сюда, на собрание актива!