Разгром Колчака

Ржали кони, кричали люди, горели по обозным дорогам костры. Время от времени из темноты полей доносились короткие пулеметные очереди. Это дежурили пулеметчики Богоявленского, прогревая пулеметы.

Пулеметные выстрелы одни нарушали спокойствие.

— Эх, и молодцы-ребята, не спят, заботятся, а нам большая поддержка, — шептал комбат. — От одного этого звука силу как-то приобретаем.

Бойцы 4-й роты, между тем, продолжали обход вагонов и сносили в штаб отбираемое оружие.

Работа шла скоро, весело.

Вдруг подбежал насмерть перепуганный красноармеец.

— Товарищ командир роты! — зашептал он. — Англичане повылазили! Пятнадцать вагонов их!

Зайчик прыгнул на коня и понесся вдоль вереницы эшелонов, разыскивая английский.

За ним скакали два бойца, держа наготове гранаты.

— Стой! — закричал он, подскакав к эшелону, возле которого толпились люди и откуда доносилась нерусская речь. — Стой! Гранату хочешь? Кто старший?

Он въехал в середину толпы, поднял вверх руку с гранатой. Какой-то высокий человек в короткой, похожей на дамскую, шубке, с трубкой в зубах, подошел, козыряя.

— Зубы у тебя давно не болели? — заорал на него Зайчик. — Кто тут у вас по-русски мастер?

— Но, но, но, — сказал сквозь трубку человек в шубке. — Я мастер по-русскому, — он подошел, взял коня за узду, осадил назад. — Не надо волноваться В чем ваше дело?

Зайчик ткнул человека конем — для острастки.

— Как разговариваешь, шкура! Стать смирно! Быстро!

Человек в шубке взял под козырек, не вынимая изо рта трубки.

— Трубку вынь!

— Ах, очень извините!.. Переводчик штаба бригады, младший лейтенант Смит! — отрапортовал он. — Кого имею честь видеть?

— Представитель Центральной Армии! — коротко отрекомендовался Зайчик. — Что у вас тут за беспорядок?

Лейтенант раскрыл руки.

— Так вы нет партизаны? Москау арми? О-о! Великолепно! — путая слова, сказал он. — Мы думали, что вы партизаны, желали драться с вами, но Москау армия мы не будем драться. О, такая приятная радость!

— Ты вот что, Смит, — переходя на ты, распорядился Зайчик. — Ты пойди-ка объяви вашим: тут вам не партизаны, а регулярная армия. Чтоб все — по вагонам! За нуждой и то не разрешаю вылезать. Понял?

— О-о! — сказал Смит. — Это мы быстро сделаем. — И тут же стал объяснять положение окружившим его солдатам. Те с громкими веселыми криками стали разбегаться по вагонам.

— За нуждой мы ночью не ходим, — сказал потом Смит, — не делаем себе забот. Англичане спят научно обоснованным образом.

— Это как там хотите. А увижу хоть одного человека наружи — истреблю без сожаления.

— Не будет, не будет, — говорил Смит. — На таком морозе всякая нужда замерзает, очень вредно.

— Ну, топить вам воздух не будем! Терпите хоть до весны, ваше дело! — Зайчик слез с коня и вошел в вагон.

Английские офицеры еще не спали. Они сидели в салоне, пили виски, курили. На столе перед ними лежала карта Сибири и Дальнего Востока. При входе Зайчика они встали. Старший любезно приветствовал командира роты. Смит переводил.

— Майор вас поздравляет с хорошим переходом.

— Скажи, не стоит, мол, благодарности.

— Как его здоровье?

— Здоровье наше ничего. Спасибо.

Тотчас вестовой подал ему чашку кофе и тарелочку с бисквитами. У Зайчика сразу закружилась голова — он не ел с утра, как выступили из Заледеева.

Но выпил, не спеша, достойно. Поглядел на часы, — было десять.

— Часы-то ваши стоят? — сказал он Смиту. — Англичане тоже!

— Они идут, — ответил тот.

И Зайчик даже поморщился от удивления. Вот чорт, неужели всего-навсего 10 часов вечера, — подумал он. — Сколько же дел сегодня переделано!

Тут подали ему вторую чашку кофе, и он решил немножко поговорить с англичанами. Беседа оказалась недлинной. Англичане сказали, что, по их сведениям, Красная Армия не должна была быть ближе чем на 250 километров от Красноярска, и спросили, как был сделан такой удивительный переход.

Зайчик помолчал, загадочно улыбнулся и сказал: «Ну, спасибо за хлеб, за сахар!» — и вышел.

Подкрепления все не было.

Комбат, взяв с собой двух бойцов 4-й роты, уехал в Дрокино, куда уже подтянулись почти все батальоны богоявленцев и рота Белореченского.

Теперь было светло в ночи. Поля по сторонам железной дороги светились в багровом свете сотен костров. Это белые, напуганные пулеметной стрельбой, ночевали у огня, при дороге.

Впрочем, по слухам, в Дрокино уже нельзя было пробиться никакими силами. На разъезде торговали, менялись. Колчаковские обозчики вынимали из саней шубы, одеяла, а польские легионеры и поездная при слуга расчетливо приценивались к товару.

Какой-то молодой легионер, лет двадцати, отвел командира роты в сторону.

— Идет собрание у коменданта, — сказал он. — Хотят наши пробиваться силой. Держитесь!

— Вот ночь! — застонал Зайчик, хватаясь за голову.

Быстро разбил на группы своих людей, составил в ряд поперек дороги 50 трофейных пулеметов, поставил парный пост за разъездом и опять поскакал вдоль эшелонов — смотреть, что делается у польских легионеров.

Но в поездах, занятых поляками, было тихо.

Возвращаясь обратно, услыхал он у костра офицерский разговор.