Разгром Колчака

Некоторое время рота ехала вдоль железной дороги Поезда шли в затылок друг другу. По проселку, рядом с полотном, вереницей тащились сани. Шум стоял, как на рынке. На верховых никто не обращал внимания.

Они поскакали к ближайшему паровозу.

— Партизаны, что ли? — весело окликнул их машинист.

— Я представитель Красной Армии, — сказал командир роты. — Затормози машину.

— Затормозить не имею права, — ответил машинист. — Пробка получится. За мной поездов, может, сорок или пятьдесят.

— Вот это и ладно.

— Все равно не могу: паровоз замерзает, — заартачился машинист.

Зайчик вынул наган.

— Становь паровоз на все тормоза, спускай пары!

— Приказ? — переспросил машинист.

— Приказ! — ответил Зайчик.

— Так, пожалуйста, мне что! — и паровоз тотчас остановился, а шедший впереди них состав медленно стал удаляться в темноту ночи. С проселка спрашивали:

— Чего стали? Есть что-нибудь?

— Есть! — ответил командир. — Заворачивайте на Дрокино, оформляться! Вперед дороги нет! — и сразу же поставил четырех верховых бойцов заворачивать сани на дрокинскую дорогу.

Белые, поворачивая к селу, сбрасывали вблизи верховых оружие и отправлялись оформляться. Гора винтовок, наганов, пик, сабель и пулеметов росла непомерно.

В то время как четверо заворачивали обозы, остальные быстро сокрушали заставу у головного паровоза, а сам Зайчик, донельзя растерявшись достигнутым успехом, послав короткое донесение командиру батальона, пошел брать в плен коменданта разъезда, польского офицера. В сопровождении ординарца поднялся Зайчик на второй этаж станционного здания и вошел в кабинет коменданта, набитый польскими легионерами.

— Здорово, паны! Сдаваться надо, время зря только у нас отнимаете! — сказал он, присаживаясь к столу.

— Мы не имеем никакого уведомления, — сказал комендант, — а то, поверьте, были б в готовности. С одной стороны тут вы, а с другой стороны, в 90 километрах отсюда, наступает какая-то ваша часть.

Комендант помолчал, постукивая пальцами по столу.

— Я, знаете, все-таки позвоню в Красноярск, командующему польским отрядом, — сказал, наконец, комендант. — Мне, ведь, не за одного себя приходится роптать, а за всю Антанту я не ответчик.

— За какую Антанту?

— Да ведь вы, пан, отрезали 6 бронепоездов, 5 эшелонов польских легионов, 1 эшелон английских инструкторов, состав генерала Пепеляева и поездов 15 с гражданскими беженцами и ранеными.

— Звоните! — сказал Зайчик.

Комендант быстро дозвонился в Красноярск и торопливо заговорил по-польски, поглядывая то на него, то на своих поляков, все время молча слушающих эту необычную беседу.

Наговорившись, комендант протянул телефонную трубку Зайчику.

— Командующий просит делегата Красной Армии лично к телефону, — шепнул он.

Зайчик мрачно взял трубку.

— Чего поляк хочет? — спросил он небрежно.

— Что? Условия? Сдавайте оружие и марш по домам. Вот и все, — проговорил он затем.

Польский генерал что-то заговорил о чести, о дружбе и несколько раз переспросил о том, не будут ли применены к полякам какие-либо репрессии.

— Ни черта, никакой поблажки, сдавайся, — твердил ему Зайчик.

Вдруг чей-то третий голос включился в разговор.

— Богоявленец!.. Богоявленец! — закричал этот голос, — кто уполномочил вас вести переговоры с польским командующим?..

Командир роты замер. Лоб его сразу покрылся потом.

— Отвечайте, богоявленец! — орал голос, а польский генерал из Красноярска в свою очередь использовал момент.

— Алло! С кем имею честь?

— Ну, ладно! Договорились! — спокойно произнес Зайчик в трубку и небрежно повесил ее.

— Он там кое-что выяснит и вам позвонит, — сказал он коменданту разъезда. — Я, говорит, в скорости сам вам позвоню.

— Бон, бон, — то, проше папа, лучше всего. А то знаете, я всего поручик, не могу я генералов в полон сдавать. То ихнее дело, проше пана!

Зайчик молча кивнул головой и вышел, ожидая выстрела в спину.

На «заставе», у головного паровоза, все было по-старому. С минуту на минуту ожидали командира батальона.

Возле вагонов толпились проснувшиеся офицеры. Они собирались в кучки и вполголоса о чем-то оживленно беседовали. Зайчик решил обезоружить их немедленно и пошел из вагона в вагон с двумя бойцами, несшими по вещевому мешку.

Наполнив оба мешка наганами и рассовав по карманам штук 20 гранат, они вернулись к «заставе». Комбат уже поджидал его. Из ближайшего пульмановского вагона выселяли каких-то сонных интендантов. Они совали в руки удостоверения и телеграммы и удивлялись, что с ними никто не хочет считаться.

В пульмановском вагоне наспех оборудовали «штаб». Комбат, шагая перед вагоном, громко отдавал какие-то фантастические распоряжения для успокоения своей совести. Бойцов у него было всего 24 человека, и он нервничал, поджидая давно уже вышедшую из Дрокина роту. Нервничал и Зайчик.

— Надают нам беляки по заду, товарищ комбат, — шопотом говорил он. — Вот как развидняется, увидят — силы у нас малые, подушат враз.

— Да придет сейчас рота, брось! — говорил комбат, вслушиваясь в шумную, крикливую ночь.