Разговорчики в строю № 1

Катаклизм тогда разрушил половину свинарника, построенного годом раньше, это был так называемый «дембельский аккорд», свиньи и без землетрясений ежесекундно рисковали жизнями. Для восстановления были подняты к нам двое бойцов из инженерно-сапёрной роты, один из которых был спущен через пару дней назад в отряд, у него была аллергия на пчелиный яд и после воровства мёда пасечник принёс его на заставу распухшего, как утопленника третьего сезона навигации. А второй каменщик остался, сразу получил прозвище «Масон» и тихонько ковырялся там, иногда требуя в помощь кого-нибудь из заставских, что любви к нему не добавляло.

Здание заставы тоже было старенькое, на случай всяких природных катастроф (оползней селей, и землетрясов) существовала инструкция, в соответствии с которой личный состав поднимался по команде «в ружьё» и ломился во все окна и двери от греха подальше.

В ту ночь я дежурил. Около полуночи явился прапорщик Арбеков со свежей царапиной через всю рожу и сказал, что ночует сегодня у нас, добавив при этом что-то про оральный секс с тёщей. Кстати, лишних коек в спальном помещении не было, но половина всегда пустовала, так как народ находился на службе. Тот же Масон всегда вечером подходил и изучал распорядок дня, составляемый для каждого бойца индивидуально, на предмет того, где сегодня спать, кого нынче всю ночь не будет. Так и мыкался со своим комплектом постельного белья, пока не пристроился в спортивном углу на матах.

Ночью из «секрета» пришёл наряд, в котором старшим был мой земляк и сокурсник по сержантской школе Сёма. Поужинав, Сёма с возмущением попенял мне, что «этот шланг Масон» опять улёгся на его кровать. Вспомнив свою курсантскую «молодость», решили проделать над Масоном одну штуку. Кошмар этот называется «свет в конце дозора».

Берётся следовой фонарь ФАС-4 и отбива для одеяла, спящей жертве наносится удар в лоб, потом прямо в глаза луч света, и при этом в ухо громко надо крикнуть чего-нибудь типа «тревога». Надо сказать результат изумительный, у меня, к примеру, после такого акта засеребрились бакенбарды, благо их носить в армии не модно. За неимением отбивалок, взяли мы с Сёмой шар бильярдный, выключили дежурное освещение для пущего эффекта, подошли к одру приговорённого. Я изготовился с фонарём, Сёма с высоты своего роста отпустил на белеющее в темноте чело шар. Звук был именно такой, когда на бильярдном столе сталкиваются два шара. В то же мгновение я включил фонарь. Заорали мы оба. В луче света белое исцарапанное лицо, вытаращенные, с широченными зрачками глядящие в разные стороны совершенно дикие глаза прапорщика Арбекова.

Не сговариваясь, мы ухватились за матрас, и перевернули его вместе с содержимым на пол. И тут же в углу раздался железный грохот с протяжным воем. Уже всерьёз струхнув, мы ломанулись вон из спальни, я сел в дежурку и сделал вид, что заполняю журнал, для убедительности ещё взял УКВ-шную гарнитуру в руку. А Семён вообще упрыгал в сортир на улицу.

Ну, шухер этот разбудил всех спящих, естественно. Включился свет, явился Арбеков, на лбу шишка как в мультиках, на кальсонах подозрительное мокрое пятно размером не больше фуражки. А за ним… охая, приседая и причитая, выполз Масон, держась одной рукой за голову, другой за промежность.

Пытаясь делать удивлённое лицо, я спросил, в чём собственно дело. Спросонья у них последовательность перепуталась. Масон, спасаясь от муравьёв, перелёг на топчан под штангу, где к счастью лежал один гриф, без блинов. Резко подпрыгнув от наших с Семой криков, он шарахнул башкой по грифу, который, в свою очередь, слетев со стоек, приземлился аккурат по яйцам. На лбу у него красовалась не шишка, а целый бруствер с насечками.

Многозначительно глядя на свои кальсоны, Арбеков посетовал: «Вот, нервы ни к черту, Надька довела, хорошо хоть не обосрался, от грохота слетел с койки лбом в пол, ещё и матрасом придавило, думал, землетрясение (в свете последних событий)».

Приказал тут же притащить со склада кровать для Масона и ушёл домой. Через некоторое время пришла Надька, и, как обычно, выдернула из морозильника лучший кусок свинины, видимо, делать примочки любимому.

Вот так, одним шаром в две лузы.

Михаил Крюков АНГИНА, ЧМЫРЬ И ДРУГИЕ...

Об авторе

Как-то раз, написав для очередной книжки фразу: «Живучесть самолета характеризуется его поражаемостью и уязвимостью…» внезапно понял, что больше не могу и надо как-то развлечься...

Я родился в середине прошлого века, в 1957 г.

В детстве я был радиолюбителем. Разобрав на части несколько старых приёмников и телевизоров, я так и не смог толком понять, как они работают. Мне очень хотелось разобрать целый самолёт, чтобы понять, как он летает, но самолёт мне не дали. Тогда я решил стать авиационным радиоинженером и заняться любимым делом на законных основаниях.